Читаем Славное море. Первая волна полностью

Им удалось подняться по неровностям скалы на не­большой карниз.

— Все! — сказал Чимит и радостно засмеялся.

У Матвея гулко билось сердце. Он прижал к груди руку и, не найдя слов, улыбаясь, молча кивнул Чимиту.

Внизу бесилось море, то выбрасывало под скалу рас­щепленные остатки лодки, то снова уносило их обратно.

Бадма долго смотрел на игру волн и хрипло сказал:

— Будет нам теперь за лодку.

— Думаешь, за одну лодку? За все будет, — заверил Чимит. — Дома по головке не погладят.

— А больше всех тебе попадет. — Бадма подмиг­нул: — Ты старше.

— Ну и пусть! Не заплачу. И на тебя валить не ста­ну. Жалко, глубокомер утопили.

— Вон болтается твой глубокомер. — Бадма показал рукой туда, где плясал на волне клубок каната. — На что тебе сейчас эта труба нужна?

— Канат в горах нужен не меньше, чем на море.

Чимит быстро скользнул вниз. Через минуту он под­нялся, за ним погромыхивала по камням железная труба глубокомера.


ШТУРМ ГОРЫ

 

На ребят со всей силой обрушивался ветер. Они ста­ли мерзнуть.

— Худо тут. Что делать? — постукивая зубами, спро­сил Матвей.

— Надо лезть вверх, — твердо сказал Чимит.

— Ты что чудишь? — У Матвея от удивления даже перестали стучать зубы. — Разве здесь влезешь?

— Попробуй, а мы посмотрим, какой ты прыткий. Тут и ветру зацепиться негде, — сказал Бадма.

— А мы и не здесь. Пройдем в ту расщелину. Мальчики перебрались в расщелину. Здесь ветер так

завывал, будто дул в горло пустой бутылки.

По желобу мальчики поднялись метров на семь. Дальше отвесной стеной метров на десять поднималась скала, а там, наверху, угадывалась площадка.

— Ну вот и тут труба,— сказал измученный Бадма.

— А что? Труба? — оживился Чимит. —Это ты хоро­шо придумал. Сейчас!

Бадма вовсе не имел в виду трубу глубокомера. Од­нако он понял, что его слова навели Чимита на какую-то мысль. И сказал:

— Попробуем трубу... Ну, давай!

Чимнт стал бросать трубу на веревке, но она, звеня по камням, скатывалась вниз.

— Ничего не выйдет, — махнул рукой Бадма.— По­дождем до завтра. Там видно будет.

У Чимита росло злое упрямство. Он готов был бро­сать трубу до самого утра.

Наконец труба прочно застряла вверху. Чимит изо всех сил подергал веревку.

— Ну что ж, пожалуй, можно лезть. Кто первый?

— Пусть первым лезет   Бадма, — предложил   Матвей. — Ом тяжелый. Если его веревка выдержит, нам не­чего бояться.

— А если не выдержит, то я должен первым раз­биться, так? Сами лезьте. А я и подожду.

— Не бойся, — успокоил его Чимит. — Начинать при­дется тебе, Матвей. Ты легче всех. Подымешься—закре­пи трубу покрепче.

Бадма повеселел. Матвей, вздохнув, полез по веревке.

Хотя никто из ребят не был альпинистом, им все же удалось взобраться на вторую площадку.

Небо плотно заволокло тучами. Темнело. Через час придет настоящая ночь. Мокрые рубашки и штаны леде­нит на холодном ветру. Негде укрыться, только скалы и ветер. К утру можно замерзнуть насмерть.

Перед глазами скала уперлась в мутное небо и гудит от ветра. В сумеречном свете Чимиту кажется, что она уже не так крута.

— Надо... лезть... вверх,— говорит он, дрожа от хо­лода.

Бадма глядит туда, но почти ничего не видит. В гро­хоте ветра и моря ему слышится шум уходящего поез­да, на который он не попал и теперь никогда не попадет. Глаза застилают слезы.

— Нас оттуда ветром сдует.

— А здесь замерзнем! — крикнул Чимит. Он боль­ше ни о чем не спрашивал. Обвязал веревкой Бадму. Передним концом с трубой крепко обвязал себя, второй конец отдал Матвею.

Они поползли вверх, действуя локтями и коленями. Вверху сильно загрохотало. В стороне почти рядом прокатились сорванные ветром камни. Выше ветер дул еще сильнее.

— Прижимайся плотней! — не останавливаясь   и не поворачиваясь, приказал Чимит.

Выл ветер, темнело небо. То здесь, то там, скаты­ваясь, стучали сорванные сверху мелкие камни. Караб­кались, не останавливаясь, молча, сдирая на коленях и локтях кожу и не замечая этого!

Чимит остановился, Бадма и Матвей не на шутку встревожились. Подтянулись к нему, легли рядом.

— Что такое?

— Слышите?

В неистовом вое и грохоте ветра послышались тягу­чие, успокаивающие звуки. Шумела тайга.


НОЧЬ В ТАИГЕ


Прибрежный лес стонал от ветра своими вершинами, но только наверху. Внизу было тихо и, как ребятам ка­залось, теплее.

— Ну, пошли, — сказал Чимит. — Только держитесь ближе. Если всем в одно место глядеть, дорога виднее будет. Пошли!

— А не заблудимся? — Бадма взял его за руку.

— Я эти места знаю.

Чимит соврал. И Бадма ему не поверил. Но твер­дость в его голосе успокоила Бадму.

Однако Чимиту хорошо было известно, что в лесу легко заблудиться даже днем. А про ночь и говорить не­чего. Надо быть особенно внимательным.

Выбранное направление нужно чем-то проверять. А чем? В небе ни луны, ни звезд. Стволы деревьев еле видны.

На душе у Чимита неспокойно. Он пошел тише. Бад­ма держится за его локоть, Матвей — за край рубахи.

Иногда то один, то другой тихо предупреждают: справа пень, слева валежина.   И все обходят высокий пень или разом осторожно перелезают через ствол буре­лома.

Говорили мало и тихо. Кто знает, что делается кру­гом? Может, где-то рядом притаился зверь?

Перейти на страницу:

Похожие книги

О, юность моя!
О, юность моя!

Поэт Илья Сельвинский впервые выступает с крупным автобиографическим произведением. «О, юность моя!» — роман во многом автобиографический, речь в нем идет о событиях, относящихся к первым годам советской власти на юге России.Центральный герой романа — человек со сложным душевным миром, еще не вполне четко представляющий себе свое будущее и будущее своей страны. Его характер только еще складывается, формируется, причем в обстановке далеко не легкой и не простой. Но он — не один. Его окружает молодежь тех лет — молодежь маленького южного городка, бурлящего противоречиями, характерными для тех исторически сложных дней.Роман И. Сельвинского эмоционален, написан рукой настоящего художника, язык его поэтичен и ярок.

Илья Львович Сельвинский

Проза / Историческая проза / Советская классическая проза
Утренний свет
Утренний свет

В книгу Надежды Чертовой входят три повести о женщинах, написанные ею в разные годы: «Третья Клавдия», «Утренний свет», «Саргассово море».Действие повести «Третья Клавдия» происходит в годы Отечественной войны. Хроменькая телеграфистка Клавдия совсем не хочет, чтобы ее жалели, а судьбу ее считали «горькой». Она любит, хочет быть любимой, хочет бороться с врагом вместе с человеком, которого любит. И она уходит в партизаны.Героиня повести «Утренний свет» Вера потеряла на войне сына. Маленькая дочка, связанные с ней заботы помогают Вере обрести душевное равновесие, восстановить жизненные силы.Трагична судьба работницы Катерины Лавровой, чью душу пытались уловить в свои сети «утешители» из баптистской общины. Борьбе за Катерину, за ее возвращение к жизни посвящена повесть «Саргассово море».

Надежда Васильевна Чертова

Проза / Советская классическая проза