За Алтуфьевым установили негласное наблюдение. Однако это ничего не дало, следователь ни с кем не встречался и никуда не ходил, даже в дом Протасовых. Это было тем более удивительно, что раньше, как было известно фон Шпинне, Алтуфьев бывал там чуть ли не каждый день. Складывалось такое впечатление, что он знает об установленном за ним наблюдении. Откуда? У начальника сыскной было несколько предположений: во-первых, непрофессиональная работа агентов, могли себя выдать; во-вторых, сам Алтуфьев после разговора с начальником сыскной, в котором последний весьма недвусмысленно дал понять, что подозревает следователя, решил вести себя осмотрительно. И еще могла быть утечка сведений из сыскной. Фоме Фомичу не хотелось в это верить, но он понимал – это тоже одна из возможностей. Кто знает, с кем следователь еще состоит в родстве.
Фон Шпинне поделился своими соображениями с чиновником особых поручений. Тот долго думал и наконец сказал:
– А ведь следователь может в своем кабинете разговаривать с кем угодно и о чем угодно. Если предположить, что он знает убийцу, а это, как мы думаем, кто-то из протасовской родни…
– Погоди, погоди! – остановил Кочкина Фома Фомич. – Ты думаешь, Алтуфьев встречается с убийцей в своем кабинете под видом допроса?
– Почему нет? Это очень умный ход.
– Значит, следить за Яковом Семеновичем нет никакого смысла? – развел руками фон Шпинне.
– Похоже на то. Однако у меня есть план…
– Слушаю тебя!
Кочкин пересел с дивана на стоящий возле стола стул и принялся, чуть приглушив голос, излагать начальнику сыскной свои соображения. Тот слушал внимательно, время от времени кивал, иногда улыбался. Правда, это была не совсем улыбка, а лишь ее проблески, потому что вслед за ней лицо фон Шпинне становилось серьезным и даже мрачным.
– Это, конечно, дело рискованное! – сказал он после того, как чиновник особых поручений поделился своим планом. – Но, пожалуй, единственная возможность все выяснить. Ты уже подумал, как это сделать?
– Подумал! На чердак окружного суда можно проникнуть под видом кровельщика, и какое-то время это не вызовет подозрений. Тем более там в одном месте крыша прохудилась…
– Это нам на руку. Вот только с агентами у нас беда… – с сожалением в голосе проговорил начальник сыскной.
– Я пойду! – заявил Кочкин.
– Рад, что ты берешь на себя это дело! Только не попадись никому на глаза, могут узнать! И будь осторожен! Никто ничего не должен знать. А я со своей стороны выясню время, на которое Алтуфьев рассылает повестки. Думаю, это будет не так сложно, как тебе на чердаке…
– А зачем мне это время?
– Как зачем? Глядя на часы, ты будешь знать, кто в тот или иной момент сидит в кабинете следователя!
Рано утром под видом кровельщика, который пришел осмотреть крышу и составить объем работ, Кочкин проник на чердак окружного суда. По предварительно нарисованному плану определил, где находится кабинет следователя Алтуфьева. Осторожно ступая по глинобитному полу и стараясь не поднимать ногами валявшийся везде тополиный пух, пробрался в угол, где, по его расчетам, должен был стоять шкаф. Измерил все веревкой, чтобы не ошибиться, вынул из потертой кожаной сумки коловорот, просверлил отверстие небольшого диаметра, аккуратно извлек сверло и посмотрел в дырку. Тихо похвалил себя, что попал как раз на шкаф.
– Ну, как наши дела? – спросил Меркурия начальник сыскной, когда чиновник особых поручений явился к нему доложить о проделанном.
– Все согласно плану! Теперь нужно время визитов…
– Время уже есть! – кивнул Фома Фомич и протянул Кочкину листок бумаги. – Вот, ознакомься, завтра и послезавтра…
– Это та самая Руфина Яковлевна, которая состояла в любовной связи с Новоароновским? – глядя в бумагу, спросил Меркурий.
– Она! – криво улыбаясь, ответил фон Шпинне. – Вот и узнаешь, зачем следователь ее вызвал. Кстати, о Новоароновском ничего не слышно?
– Нет, пропал бесследно, так же как и Семенов!
– Может, их постигла одна участь? – тихо проговорил начальник сыскной.
– Думаете, они оба мертвы?
– Не знаю… Все может быть…
Глава 33. Чердак окружного суда
Кочкин пробрался на чердак окружного суда еще затемно. Он взял с собой стеариновую свечу, но зажигать не стал, чтобы не вспыхнул тополиный пух. На ощупь отыскал в полу дыру, которую просверлил накануне, и лег так, чтобы удобно было прикладывать к ней ухо. Какое-то время мостился, расправляя под собой старенькую поддевку, чтобы ничего не давило. Устроился поудобнее, неизвестно, сколько еще придется лежать без движения. Затих. В полумраке чердака на чиновника особых поручений нахлынули воспоминания.