– Что это, куда вы их несете? Здесь же не хлев, а чистая комната! – возмущалась Арина Игнатьевна и пыталась воспрепятствовать жандармам выполнять приказ фон Шпинне. Но ее, будто бы не заметив, оттолкнули, и она отлетела к стене. Протасова оставила попытки мешать торжеству правосудия.
Начальник сыскной велел жандармам покинуть гостиную, а обитателям дома сесть поудобнее. Да, он так и сказал с язвительной улыбкой на губах: «Поудобнее…» Когда расселись, окинул взглядом собравшихся:
– Все на месте? – обратился он к Арине Игнатьевне.
– А мне почем знать? – повела она черными плечами.
– Ну как же? Вы – хозяйка дома, должны знать, кто у вас живет, кто ночует. Возможно, это нехорошие люди, а возможно, их даже ищет полиция…
– Таких у нас нет!
– Странно слышать от вас подобное после того, как вы заявили, что вам не известно, кто у вас здесь находится…
– Я такого не заявляла, я только сказала: «Откуда мне может быть известно, все собрались или не все!»
– Ладно, не буду спорить, потому что мы здесь не за этим, а по поводу обнаружения у вас в доме двух тел, одно из которых принадлежит вашему управляющему Новоароновскому Евно Абрамовичу, а второе – новому работнику по фамилии Семенов. Вас ждет предварительное дознание, всех разведут по комнатам, каждый будет ждать вызова на беседу.
В гостиной остались трое: начальник сыскной, Кочкин и Николай Протасов. Два тела, понятное дело, не в счет.
– Ну, что скажешь, Николай? – спросил фон Шпинне, глядя на косо сидящего со связанными за спиной руками старшего протасовского сына.
– А что говорить? Я не знаю, что говорить!
– Не знаешь? – Фома Фомич взял свободный стул и сел напротив Протасова. – Ну, расскажи хотя бы то, куда ты собрался ехать на ночь глядя. Почему для этого у тебя днем времени не нашлось?
– Да вот, прогуляться решили…
– На телеге, да еще в компании с двумя трупами?
– Я про трупы ничего не знаю, они уже там лежали, мы их не видели!
– Трупы уже лежали в телеге! А как ты думаешь, откуда они там взялись, кто их туда положил? – спрашивая, начальник сыскной чуть вытягивал шею вперед, в глазах его была готовность поверить в любое объяснение Николая, вот что сейчас скажет, так и будет: появились они там от сырости – значит, от сырости.
– Не знаю, может быть, сами…
– Сами? – У Фомы Фомича глаза открылись чуть шире обычного. – Сами себя убили, потом завернулись в рогожи, а для верности поверх всего еще и веревками обвязались… Правильно я говорю?
– Может, и правильно, я не знаю… – зло проговорил Николай.
– Когда к вам следователь Алтуфьев в последний раз приходил?
– Да уж и не припомнить, давно!
– А нам известно, что он был у вас сегодня днем, ближе к вечеру!
– Зачем тогда у меня спрашиваете?
– Чтобы разговор поддержать! – ответил фон Шпинне.
– А я, может, не хочу с вами разговаривать!
– Ну давай тогда помолчим.
Почти десять минут просидели в полной тишине. Николай старался не смотреть на фон Шпинне, а тот не сводил глаз с Протасова. Смотрел долгим, немигающим взглядом, кривился, точно смог заглянуть в самое нутро, в подвал души с протухшими лужами на каменном полу. Потом, открыв крышку часов, велел Кочкину позвать жандарма.
– Уведи в чулан и запри. Стой подле караулом, чтобы не убежал! – велел стражнику.
Лишь только за ними закрылась дверь, повернулся к Меркурию:
– Давай сюда Никиту, этот, думаю, будет сговорчивее.
Когда в гостиную привели второго сына Протасова, руки у него, в отличие от старшего брата, были не связаны. Начальник сыскной уже расположился там по-домашнему: снял пиджак, повесил на спинку одного из стульев. Остался в белой сорочке и жилете и напоминал отдыхающего от трудов праведных обывателя, который все, что нужно, сделал и спешить ему некуда.
– Садись, Никита, не стесняйся. Ты же у себя дома.
– Да я и не стесняюсь! – тихо проговорил вошедший. Он был похож на старшего брата, но не во всем: ростом пониже, а вот в плечах пошире и лицом помиловиднее, очевидно, что-то взял от матери.
Он не спеша подошел к стулу и сел. Бросил быстрый взгляд сначала на фон Шпинне, потом на Кочкина.
– Испугался небось, когда полный двор полиции набежало? – спросил весело полковник.
– Нет! – ответил тот и увел глаза в сторону.
– Уважаю храбрецов! И скажу тебе честно, если бы мне вот так пришлось… испугался бы, определенно испугался! А ты, вижу, настоящий мужчина, не то что мы с Меркурием Фроловичем. Это мой чиновник особых поручений, тоже, как и я, трусоват. Настоящего мужчину что отличает от ненастоящего? Ну, храбрость – это в первую голову. А что еще?
– Не знаю, – пробормотал Никита.
– А я тебе скажу! Он никогда не врет! Ты всегда говоришь правду?
– Не знаю… – сказал медленно, точно вспоминал.
– Хорошо, но ты ведь должен знать, куда вы с братьями собирались ехать на ночь глядя.
– Не помню!
– Странно! Мы тебя с телеги сняли, более того, вожжи были у тебя в рукая…
– Так ведь это…
– Что?
– Николай меня и Андроса позвал. Поехали, говорит, покатаемся…
– А Сергея почему с собой не взяли?
– Молодой еще…