– А ведь они еще одно душегубство на тебя свалить хотят… – сверля глазами Леонтия, тихим голосом добавил начальник сыскной.
– Это какое же? Небось говорят, это я хозяина придушил?
– Нет, с фабрикантом они все сходятся в одном – его убила обезьяна, а вот дядю Евсея – ты!
– А его-то за что мне убивать? – Конюх выглядел потрясенным нелепостью и в то же время тяжестью обвинений. Такое в его жизни, похоже, случилось впервые, и он не знал, как себя вести.
– Да все из-за Руфины Яковлевны!
– Это получается, у нее и с дедом что-то было?
– Поговаривают, но сама отрицает.
– Значит, она не думает, что это я Евсея убил?
– Сказала, не знает, может, и конюх…
– Вот стерва такая! На невинного напраслину возводит! – зло, с брызгами изо рта бросил Леонтий. – Ну, с Новоароновским еще ладно, можно на меня подумать, хоть я его и не убивал, а с дядей Евсеем – это уже через край! Это никуда не годится! Получается, я боялся, что она от меня к старику сбежит, да еще к какому – глухому и трухлявому…
– Ну, как оказалось, не был он глухим, – проговорил начальник сыскной, украдкой наблюдая за конюхом.
– Что это значит?
– А то и значит – не был! Он все слышал, а глухим только притворялся…
– Может, его потому и убили, что он чего-нибудь услыхал?
– Я тоже так думаю! – радостно воскликнул начальник сыскной. – Он что-то услышал, чего слышать было не нужно. И ладно бы услышал, ведь сказал, будто знает такое, от чего никому не поздоровится, если он это расскажет. Савва Афиногенович на эти слова сильно обиделся, и у них с дядей Евсеем ссора случилась…
– Не может такого быть! – возразил Леонтий.
– Почему? – насторожился начальник сыскной.
– Я знаю, как Савва Афиногенович к дяде Евсею относился – уважительно, и чтобы он ему когда плохое слово сказал…
– А я ведь был при этой ссоре, сам все видел. Или ты мне не веришь?
– Верю, конечно… – озабоченно смотрел перед собой конюх, – просто для меня то, что вы говорите, как-то непривычно. Вот я и сказал про их отношения друг к другу…
– Нет, Леонтий, ты мне сказал, как Савва Афиногенович относился к дяде Евсею, и ни словом не обмолвился, как дядя относился к племяннику…
– Ну, а что дядя Евсей? Мы же все думали – он глухой, все время молчал. Придет, бывало, на конюшню, сядет и молчит. Ему, я так понял, лошади нравились.
– Старик, когда приходил к вам, говорил о чем-нибудь?
– Нет! – отрицательно мотнул головой конюх.
– А вы в его присутствии не упоминали о чем-нибудь таком?
– О чем?
– Что старику слышать не полагалось, секреты какие-нибудь, тайны…
– Да какие тайны у нас на конюшне? Только и разговоров что про лошадей… Ну, может быть, ругнемся порой, а так – нет, ничего, что могло бы старика обидеть!
– Ну, еще бы знать, что его могло обидеть! – бросил разочарованно начальник сыскной и продолжил: – Часто старик приходил на конюшню?
– Поначалу нет, а потом зачастил, чуть ли не каждый день. Мы его уже под конец и замечать перестали – обвыклись!
– Под какой конец?
– Ну перед тем, как умер он…
– Вы никогда не вступали с ним в разговор?
– Нет! – с улыбкой ответил конюх, его, похоже, забавляла мысль о беседе с глухим.
– Значит, как я понял, отношения у Евсея с Протасовым-старшим были очень хорошие?
– Да! – кивнул Леонтий. – Отеческие!
– Ты можешь этого и не знать, но я все же спрошу, какие отношения были между Саввой Афиногеновичем и сыновьями?
– Да какие… – конюх задумался, по лицу было видно, обуревают его сомнения: откровенничать с начальником сыскной или нет.
– Об этом разговоре никто не узнает! – тихо сказал фон Шпинне, тонко уловив настроение Леонтия.
– Да, я понимаю, но все ж как-то неудобно мне говорить…
– Если так, то это значит, отношения между ними были не самые лучшие, или я ошибаюсь?
– Нет, не ошибаетесь, порой они ругались, – конюх почему-то перешел на шепот, – особенно с Николаем!
– Со старшим, значит. Ну, это и понятно, ведь он после отца главный! А как Савва Афиногенович относился к младшему?
– К Сергею?
– Да!
– Я бы не сказал, что они ругались, однако…
– Что?
– Ходят слухи, что он ему неродной сын, что Арина Игнатьевна понесла от кого-то другого…
– Слухам тоже верить! – отмахнулся фон Шпинне, но глаза заинтересованно сощурились.
– А другие говорят, я сам слышал, что Сергей – это вообще не ихний сын!
– Чей же тогда?
– Говорят… – голос конюха стал совсем тихим, Фоме Фомичу пришлось напрячь слух. – Говорят, это сын Руфины!
Глава 46. Допрос Руфины Яковлевны
– Вот как? – метнул острый взгляд в сторону конюха фон Шпинне. – А кто об этом говорит?
– Да я уж и не помню… – опустил голову Леонтий.
«Если конюх утверждает, что не помнит, то, скорее всего, это сболтнула сама Руфина Яковлевна. Ведь как можно забыть человека, который поведал тебе такую тайну: Сергей – сын приживалки!» – подумал начальник сыскной. Он решил немного поднажать и заставить Леонтия сказать правду. Фома Фомич еще не задумывался, на самом деле Сергей сын Руфины, или это только чей-то досужий вымысел. Его сейчас интересовало другое – кто распространяет эти слухи? Если сама приживалка, то с какой целью? Неспроста же она рассказала об этом Леонтию…