След механической обезьяны

– Когда при родной матери кто-то усыновляет ребенка, это значит, мать от него отказалась… – начал фон Шпинне, но не договорил.

– Нет, она не отказывалась, его у нее отняли! – выпалил с жаром Леонтий.

Фома Фомич укрепился в мысли, что конюху известно намного больше, чем говорит.

– Кто это может знать? – бросил он недоверчиво.

– Я знаю!

– Ты же служишь у Протасовых десять лет, а история с ребенком произошла намного раньше? Если его отнимают, то непременно в младенчестве.

– А я знаю! – настаивал на своем конюх.

– Откуда?

– Руфина мне рассказала…

– За что же ты был удостоен такой чести?

– Я как-то спросил у нее, почему она одна живет и никого у нее нету: ни мужа, ни детей. И только я заикнулся про детей, ее давай трясти, прямо лихорадка началась. Еле успокоил, пришлось даже воды в лицо плескануть… После этого она мне и открылась.

– Ты спрашивал, кто отец Сергея?

– Спрашивал, – дернул правой щекой конюх, – ничего не сказала, твердила только – молодая была, молодая была…

– Молодая была… – в задумчивости повторил начальник сыскной, потом добавил: – Все мы были когда-то молодыми… Ладно, Леонтий, думаю, беседу нашу надо заканчивать. Отпустить тебя пока не могу, потому посидишь еще у нас…

– А когда…

– Когда выпустим? Завтра… Наверное! Надо все следственные мероприятия провести, доктор должен дать заключение относительно того, как именно были убиты Новоароновский и дворник… – фон Шпинне упорно продолжал называть покойного Семенова дворником, так было проще смириться с тем, что убит агент сыскной полиции.

После того как конюха увели, Фома Фомич велел привести Руфину Яковлевну.

– Долго вы меня еще будете здесь держать? – резким, визгливым голосом закричала она прямо с порога.

– Да вы проходите, садитесь! – внимательно осматривая Руфину, мирно ответил фон Шпинне. – Спали, наверное, плохо?

Приживалка действительно выглядела не лучшим образом. Платье зеленого сатина измялось, чепец с незавязанными тесемками сидел на голове криво, лицо посерело.

– Да какой у вас тут сон! Разве уснешь, клопы, наверное, водятся…

– Это неправда, клопов нет! – оскорбленно глянул на женщину фон Шпинне. – Привидения в подвале живут, а клопов нет! Я часто думал, почему у нас не водятся эти мерзкие кровососы, и не находил ответа, а теперь понял – их нет, потому что в подвале живут привидения.

– Какие еще привидения? – садясь на стул и поправляя при этом чепец, зло спросила Руфина Яковлевна, всем своим видом показывая, что женщина она серьезная и говорить о всяких глупостях не расположена.

– Да от прежнего хозяина дома остались, никак избавиться не можем. Что только не делали: и яд крысиный по углам рассыпали, и капканы ставили, но все тщетно!

– Вы, наверное, шутите? – недовольно блеснула глазами приживалка.

– Какие уж тут шутки! – почесал бровь фон Шпинне. – А вы что же, не видели никого?

– Нет!

– Ну, в следующую ночь обязательно увидите, – проговорил успокоительным тоном начальник сыскной.

– Вы хотите сказать, я останусь тут еще на одну ночь? – Руфина Яковлевна подалась вперед.

– Нет, – мотнул головой полковник. – Я хочу сказать, что не знаю, на сколько ночей вы здесь останетесь, может быть, навсегда! Одно мне известно точно, дата вашего освобождения из жутких подвалов сыскной полиции полностью зависит от вас!

– Я должна вам что-то рассказать? – Губы приживалки поджались.

– Ответить на несколько вопросов…

– Тогда чего тянуть – задавайте, я отвечу и пойду домой!

– Вы меня немного не так поняли, все будет зависеть от того, что вы мне ответите. Если ваши слова меня удовлетворят как начальника сыскной полиции, то – да, вы немедленно отправитесь по своим делам, а если нет…

– Да спрашивайте уже! – с тяжелым вздохом проговорила Руфина Яковлевна.

– Сразу должен предупредить, мои вопросы будут носить интимный характер…

– Ну, интимный так интимный. Спрашивайте! – обреченно махнула рукой приживалка, она была готова отвечать на что угодно.

Однако фон Шпинне почему-то не торопился расспрашивать. Он поднялся из-за стола, подошел к окну и уставился сквозь пыльные стекла на немноголюдную улицу. Наблюдая за происходящим внизу под окнами, он простоял в молчании достаточно долго. Делал он это с умыслом, знал – перед тем как задать важные вопросы нужна пауза, чтобы в голове допрашиваемого зароились мысли, догадки, воспоминания, вопросы и, конечно, страх. Фома Фомич также знал, что благодаря таким паузам человека не нужно специально запутывать, он запутается сам. Наконец он сел на свое место и, глядя на притихшую, о чем-то размышляющую Руфину Яковлевну, спросил:

– Вы знаете, где был обнаружен труп Новоароновского?

– Знаю, в коридоре второго этажа…

– В каком именно месте?

– Возле нашей комнаты!

– Вы это видели сами или вам кто-то рассказал?

– Мне, вернее, нам рассказал об этом Николай.

– Когда?

– Утром следующего дня!

– Новоароновский выходил от вас или шел к вам? Впрочем, это неважно, в любом случае вы знали, что он находится за дверью…

– Как я могла знать, если он, по вашим словам, шел ко мне? – возмущенно проговорила приживалка.