След механической обезьяны

– Во-первых, она себя так называет, а во-вторых, почерк женский… конечно, есть такие доки среди злоумышленников, которые могут выдать себя за женщину и почерк подделать, но это, как мне кажется, не наш случай, слишком все сложно бы получилось, да и зачем? Кто она может быть, эта женщина, как узнала о любовнице Саввы Афиногеновича и, более того, смогла подслушать тайный разговор, где обсуждалось убийство? Единственное место, где это могло произойти, это квартира любовницы, как ее там?

– Лобанская! – подсказал с ухмылкой Кочкин, он знал – начальник сыскной помнит эту фамилию, просто проверяет своего чиновника особых поручений.

– Лобанская, – кивнул Фома Фомич, – значит, автор письма была вхожа в дом Лобанской; и не просто вхожа…

– Служила там прислугой, – предположил Кочкин.

– А что, может быть, в деле подслушивания и подглядывания у прислуги большие возможности. Но заметь, женщина грамотная, это, конечно же, не редкость, но и нельзя сказать, что сплошь да рядом все умеют читать и писать. Так, с этим более-менее понятно, что дальше? Дальше эта, предположительно, прислуга каким-то образом оказалась в доме фабриканта. Как так получилось? Мне ничего иного не приходит на ум, кроме как то, что Протасов сам взял ее на службу. Зачем? И самый, на мой взгляд, главный вопрос, почему эта прислуга так боится разоблачения, что готова на самые решительные действия – на убийство?

– Семенова задушили, а способна ли женщина на такое? – спросил Кочкин, хотя из опыта службы в полиции знал – способна, но спрашивал исключительно чтобы поддержать разговор.

– Ну, женщины, и тебе это хорошо известно, разные бывают. Затем, мы почему-то не говорим о том, что у нее ведь мог быть соучастник и, может быть, не один. Ты разве такое не допускаешь?

– Допускаю. В этом доме может произойти все что угодно, как, впрочем, и в любом другом.

– Верно! – кивнул Фома Фомич. – Главное, чтобы возникли определенные условия. А в доме Протасовых они возникли: много денег, противоречий, жадность, желание прибрать к рукам все, что плохо лежит после смерти хозяина. – Начальник сыскной замолчал, раздумывая, убрал в ящик стола письмо и хозяйственные записки, после чего решительным голосом заявил: – А теперь действовать! Пойдем по следу, который нам оставила механическая обезьяна, куда-то он нас да приведет.

– С чего начнем? С Лобанской?

– Да! Нам нужно ее отыскать, расспросить, если понадобится, препроводить сюда, – фон Шпинне постучал по столу, – в сыскную, ну, если, конечно, будет несговорчива, а ответит на все наши вопросы, то и нечего ей здесь делать. Ну что, адрес у тебя есть, поезжай, а я останусь на хозяйстве…

Глава 48. По следу механической обезьяны

– Лобанская Серафима Дмитриевна, актриса из Москвы. Ох уж мне эти московские актрисы. Ну и что она говорит? – Начальник сыскной вопросительно взглянул на Кочкина.

– Ничего! – ответил тот, усаживаясь на ситцевый диванчик.

– Упрямится? Почему в таком случае ее не доставили сюда? – Фома Фомич холодно улыбнулся.

– Лобанская Серафима Дмитриевна умерла десять лет назад, похоронена здесь у нас, на Разбегаловском кладбище, я был на могиле. Там все в исправности, гранитный монумент, бронзовое литье, за могилой следят, сторож говорит, родственники.

– Ты отыскал этих родственников? – это прозвучало даже не как вопрос, а скорее как утверждение.

– Конечно! – кивнул чиновник особых поручений. – Это ее старшая сестра Лобанская Мария Дмитриевна, проживает, кстати, в той же квартире, в которой до смерти жила Серафима Дмитриевна, в доме Афанасьева. Но дом называют афанасьевским по привычке, так-то он принадлежит Лобанской Марии, а до этого принадлежал Серафиме, после смерти которой перешел по наследству старшей сестре…

– Вот как? – Начальник сыскной удивленно мотнул головой. – Значит, как я понимаю, Лобанская Серафима была не просто содержанкой Протасова, а была домовладелицей… А как она заполучила дом?

– Как ни странно, это наследство, Афанасьев, старый владелец, был ее родным дядей по матери.

– Странно, что дом он оставил не старшей сестре, а младшей, – проговорил Фома Фомич, – ну да ладно, это их дела, а теперь скажи мне, как, собственно, умерла Лобанская Серафима Дмитриевна?

– Она отравилась!

– Да? – Полковник заерзал на стуле. – Это интересно, очень интересно. То есть – самоубийство?

– Да как сказать…

– Сестра?

– Едва ли, – отрицательно повел головой Кочкин, – она приехала уже после смерти Серафимы, как мне стало известно, даже на похоронах не была.

– А что говорят в части?

– Да что они говорят, морды пучеглазые, десять лет прошло, там уже все поменялись. Остался, правда, с тех времен околоточный надзиратель, да и тот, душа сивушная, ничего не помнит. Говорит только, что якобы отравилась она вином, и вино это было, опять же по его словам, недешевым, он даже название запомнил – кларет…