След механической обезьяны

– Кларет? – Глаза фон Шпинне сузились. – Да, действительно, дорогое, а в наших краях так и вовсе редкое… А Серафима Лобанская была, оказывается, ценительницей вин. Но довольно странный способ наложить на себя руки, взять дорогое вино, подсыпать в него яд, а потом выпить… Что еще рассказал околоточный надзиратель?

– Да что еще, – Кочкин тяжело вздохнул, – говорит, ничего не помню, все забыл, а вот что касаемо выпивки, тут у него память отменная. До сих пор, говорит, перед глазами стоят бутылки с кларетом и лафитные стаканы… Один полный, ну прямо до краев, чуть стол толкни и расплескается, а другой, из которого Лобанская пила, пустой, только на донышке чуток розовеет.

– Ну вот, никакое это не самоубийство, отравили Лобанскую, тут все яснее ясного, если, конечно, околоточный не врет… – сказал, блестя глазами, Фома Фомич.

– Да ему врать зачем, в чем прок?

– И то верно! – согласно кивнул фон Шпинне. – Мне другое интересно, если все было так очевидно, почему не проводилось следствие, почему об этом убийстве нет нигде никаких упоминаний, странно, очень странно… Хотя, если предположить, что Лобанскую, только предположить, отравила Протасова Арина Игнатьевна, как любовницу своего мужа, то все более или менее проясняется. Савва Афиногенович узнал про это и, во избежание скандала, скупил всех и вся на корню, кошелек-то у него толстый… – начальник сыскной замолчал, потирая кончик носа, смотрел в пустоту, потом встрепенулся перевел взгляд на Кочкина: – Я знаешь что сейчас вспомнил?

– Что?

– Ужин в доме Протасовых, там к столу подавали вино, как раз кларет, правда, его никто не пил, даже мне не предлагали.

– Зачем тогда выставляли? – спросил Меркурий.

– Ну, это другой вопрос и сейчас для нас неважный, главное, что в доме Протасовых есть кларет, и я тому свидетель. Так, так, так… Подытожим: десять лет назад Арина Игнатьевна получила анонимное письмо, оно у нас, спасибо еще раз Семенову, из которого она узнала, что у ее мужа есть любовница, и, более того, муж вместе с любовницей замышляет ее убийство и лишение всех детей наследства. Это заставило Арину Игнатьевну пойти на убийство Лобанской. Правда, возникает много вопросов, почему Лобанская села пить с Протасовой, ведь наверняка любовница знала, кто к ней пришел. Почему она вообще впустила ее к себе в дом? Под каким предлогом Арина Игнатьевна пришла в дом к Лобанской? И, чтобы ответить хотя бы на один из этих вопросов, нужно продолжать рыть носом землю! – Начальник сыскной, улыбаясь, посмотрел на своего чиновника особых поручений, в глазах Кочкина легко можно было прочесть понимание того, чей это будет нос.

Сыскная полиция начала работать в усиленном режиме. Повторно опросили околоточного надзирателя и сестру Лобанской Марию. И провел эти беседы лично Фома Фомич. Околоточный – пугливый, зажатый, не понимающий, что он делает в сыскной, рассказал полковнику все то, что до этого рассказывал Кочкину, правда, еще добавил, что у покойной Лобанской, в чулане, была целая батарея пустых бутылок из-под кларета. Фома Фомич взял это на заметку. Беседа с сестрой Лобанской натолкнула полковника на некоторые противоречивые мысли.

Мария Лобанская была, мягко говоря, некрасива, к тому же, что особенно не понравилось фон Шпинне, неопрятна. Тучная, голос имела быстрый, трескучий, как у сороки. Глаза маленькие, темные, спокойные, щеки налитые, розовые. Начальник сыскной, после того как она уселась, внимательно осмотрел ее, а потом задал странный вопрос:

– Вы были похожи с сестрой?

– Что? – протрещала она, непонимающе глядя на полковника.

– Я спрашиваю, вы были похожи с вашей покойной сестрой Серафимой?

– Да, да, – закивала она и через мгновение добавила: – Я даже покрасивше буду.

– Покрасивше, – повторил за ней Фома Фомич и с усилием потер подбородок. – А вы, значит, с сестрой не общались?

– Нет, после того как дядька наш Афанасьев все ей отписал, она загордилась, а я и не лезла, у нас тоже какая-никакая, а гордость имеется.

– А почему он все отписал ей одной?

– Да не знаю, – пожала плечами, – видать, она ему как-то больше глянулась.

– После ее смерти все ее владение перешло к вам?

– Да, а к кому же еще, я одна у нее родственница, больше никого нет, все померли.

– Она была замужем?

– Да какой там, кому она нужна… – отмахнулась Мария.

Начальник сыскной, прежде чем задать следующий вопрос, выбрался из-за стола и принялся расхаживать вдоль ситцевого диванчика. Мария Лобанская следила за ним, не поворачивая головы, только скосив взгляд.

– А может быть, у нее был любовник?

– Вы такие слова скоромные говорите, что мне прям не по себе, – проговорила она тихо и опустила глаза. – Любовник! – сказала скороговоркой, так обычно бросают слова неприятные, грязные. – Ну, это если какой совсем в отчаянии человек.

– А вот поговаривали, будто заезжал к ней некто Протасов, ситцепромышленник.