Слезы небес

Я знал: если не привлекать к себе внимания, а вместо этого сосредоточиться на оборудовании и прочей полезной технике, то все будет в порядке. Когда же терпеть огни и шум людских голосов становилось невмоготу, я прерывал работу и начинал пересчитывать вилки или тарелки или же делал карандашный набросок того или иного посетителя, в кабинке или за барной стойкой. Стопка картонных карточек всегда была у меня под рукой.

Между тем работа над луна-парком шла полным ходом. Мои друзья-мексиканцы сумели заново собрать рядом с парковкой карусель. Теперь она красовалась вместе с другими аттракционами, вроде молота Пола Баньяна. Мы повесили лампочки и раскидали сено, чтобы по нему можно было ходить. Габи и Диего раздавали бесплатный лимонад и попкорн. Это помогало скрасить стоявшим в очереди томительное ожидание.

Субботнюю смену мы закончили примерно к двум часам ночи воскресенья, проведя на ногах почти целые сутки. Впрочем, Элли по-прежнему улыбалась и носилась туда-сюда, словно заяц из рекламы батареек «Энерджайзер». Персонал еще даже не успел разъехаться по домам, а через несколько часов нам предстояло вновь заступать на смену.

Даже ребятишки, и те еще не спали. Габи лежала на полу, используя Роско в качестве подушки. Это нужно было видеть. Устроившись поудобнее, я перенес эту картину на бумагу. Заканчивая набросок, я услышал, как Элли поблагодарила работников, а потом с хитрой усмешкой добавила:

– Непременно передайте своим друзьям, чтобы приходили завтра. Нам предстоит интересный вечер.

Поняв, что я что-то пропустил, я вручил Габи карточку и шепотом спросил:

– А что нужно передать друзьям?

– Не скажу, – покачала головой Габи.

Тогда я повернулся к Элли, но она схватила меня за руку и заявила:

– Это сюрприз.

– Я не любитель сюрпризов.

– Знаю, – ответила она, кивком сопроводив слова.

На следующее утро я проснулся от сильной головной боли, которую не помогла снять даже кружка крепкого кофе. Возможно, моему организму просто не хватало воды. Я восполнил ее запас, но и это не помогло. Наверно, это был первый звоночек. Я пришел в ресторан и вместе со всеми включился в работу. К полудню в зале было негде яблоку упасть. Слух об открытии ресторана за ночь успел разлететься далеко. Посетителей не смущали даже три часа, которые им предстояло провести, томясь в очереди.

В три часа дня я стоял по локоть в мыльной пене, едва успевая мыть тарелки, когда меня отыскала Элли.

– У тебя все в порядке?

– Угу. – Я обдал ее освежителем воздуха из баллончика.

– Я просто на всякий случай, – рассмеялась она.

К вечеру ноги меня не слушались. И откуда только в Элли столько энергии? Я уже порядком взмок от ярости посудомоечной машины, когда она подошла ко мне и, вручив полотенце, пояснила Питеру и Виктору, что делать дальше. Я вытер лицо и руки. Пальцами пригладив мне волосы, что, правда, абсолютно не помогло, Элли завязала мне глаза носовым платком и повела меня через кухню в обеденный зал, который мог вместить более двухсот человек. Я знал, что зал сейчас полон, однако стоило мне переступить порог, как разговоры моментально смолкли или же перешли на шепот. Элли провела меня в зал и велела стоять тихо. Кожей чувствуя на себе посторонние взгляды, я на всякий случай проверил молнию на брюках. Где-то рядом раздался смех. Затем я услышал шарканье ног. Кто-то взял меня за руку и сказал:

– Привет, Джозеф!

Я моментально узнал этот голос. Но на этот раз он донесся не из радиоприемника, а прозвучал рядом со мной. Ее голос. Сюзи. Она взяла меня за руку и, сняв с моих глаз повязку, произнесла в микрофон:

– Прошу всех поприветствовать сержанта Джозефа Брукса. Ветерана, имеющего семь боевых ранений, кавалера медали Почета.

Более двухсот человек – мужчин, женщин, детей – встали с мест и разразились свистом и рукоплесканиями. Именно о такой встрече я мечтал сорок лет назад по возвращении домой. Я был тронут до глубины души. Не только за себя, но за тех ребят, которые это тоже заслужили.

В течение трех последующих вечеров Сюзи вела свою передачу из ресторана, что привлекло сюда новые толпы. В какой-то момент Элли насчитала в очереди пятьсот человек. Между песнями Сюзи брала у меня интервью. Небольшими частями. По пять-десять минут. О трудностях армейской жизни. О вылазках в джунгли. Об условиях. О количестве бойцов в моем отряде. О том, сколько из них вернулись домой. О том, как я сопровождал на родину их тела. Бывало ли тихо в самолете? О жизни в тоннелях. О том, скольких медалей я удостоился и за что. О том, каково было сидеть в Лаосе, когда президент на весь мир объявил, что у Соединенных Штатов там нет никаких военных. Она ловко обходила острые углы, как, например, количество убитых врагов на моем счету и сколько раз на моих глазах на мине подрывались мои товарищи. Вместо этого она беседовала о пляже, моей хижине на берегу, моей подружке-певичке, о немецкой овчарке, с которой я подружился, – все это могло затронуть душевные струны моих слушателей.

– А тебе доводилось что-нибудь украсть?

– Я только этим и занимался.

– Расскажи.