Слова подвижнические (Репринт изд. 1911 г.)

Нѣкто изъ святыхъ сказалъ объ этомъ: „слѣпъ милостивый, если не бываетъ справедливъ; разумѣю же, что долженъ давать другому изъ добытаго собственными усиліями и трудами, а не изъ добытаго ложью, неправдою, ухищреніями“. И еще онъ же въ другомъ мѣстѣ сказалъ: „если угодно сѣять въ нищихъ, то сѣй изъ собственнаго. А если вознамѣришься сѣять изъ чужого, то знай: это — самые горькіе плевелы“. А я присовокупляю, что, если милостивый не бываетъ вышѣ своей справедливости[422], то онъ не милостивъ, т. е. милостивый не только даетъ людямъ милостыню изъ своего собственнаго, но и съ радостію терпитъ отъ другихъ неправду, и милуетъ ихъ. А когда препобѣдитъ справедливость милостынею, тогда увѣнчивается не подзаконными вѣнцами праведниковъ, но евангельскими вѣнцами совершенныхъ. Ибо подавать нищимъ изъ собственности своей, одѣть нагого, любить ближняго, какъ себя самого, не обижать, не лгать, — это провозглашалъ и законъ ветхій; совершенство же евангельскаго домостроительства повелѣваетъ такъ: отъ взимающаго твоя не истязуй, и всякому просящему дай (Лук. 6, 30). И должно съ радостію терпѣть не только неправедное отъятіе какой‑либо вещи и прочее внѣшнее, но и самую душу полагать за брата. Этотъ — милостивъ, а не тотъ, кто подаяніемъ только оказываетъ милость брату своему! {279} Но и тотъ милостивъ, кто услышитъ или увидитъ что‑либо опечаливающее брата его, и сострадаетъ сердцемъ, а равно и тотъ, кто, будучи заушенъ братомъ своимъ, не возымѣетъ столько безстыдства, чтобы отвѣчать и опечалить сердце его.

Почти дѣланіе бдѣнія, чтобы найти тебѣ утѣшеніе близкимъ къ душѣ твоей. Занимайся чтеніемъ въ безмолвіи, чтобы умъ твой всегда возводимъ былъ къ чудесамъ Божіимъ. Возлюби съ терпѣніемъ нищету, чтобы собрать воедино умъ свой отъ паренія. Возненавидь жизнь пространную[423], чтобы помышленія свои сохранить безмятежными. Удерживайся отъ многихъ[424] и заботься объ одной душѣ своей, чтобы спасти ее отъ расточенія внутренней тишины. Возлюби цѣломудріе, чтобы не постыдиться во время молитвы своей предъ Богомъ. Пріобрѣти чистоту въ дѣлахъ своихъ, чтобы озарялась душа твоя въ молитвѣ и памятованіемъ о смерти возжигалась радость въ умѣ твоемъ. Остерегайся малаго[425], чтобы не впасть въ большое. Не будь лѣнивъ въ дѣланіи своемъ, чтобы не постыдиться, когда станешь среди друзей своихъ, и не оказаться не имѣющимъ путевого запаса[426], почему друзья оставятъ тебя одного среди пути. Съ вѣдѣніемъ веди дѣла свои, чтобы не быть отклонену ими отъ всего теченія твоего[427]. Пріобрѣти свободу въ жизни своей, чтобъ освободиться отъ бури[428]. Не связывай свободы своей тѣмъ, что служитъ къ наслажденію, чтобы не сдѣлаться тебѣ рабомъ рабовъ. Въ одѣяніи своемъ люби бѣдныя одежды, чтобы уничижить рождающіяся въ тебѣ помышленія, т. е. высокоуміе сердца. Кто любитъ блескъ, тотъ не можетъ пріобрѣсти смиренныхъ мыслей, потому {280} что сердце внутренно отпечатлѣвается по подобію внѣшнихъ образовъ[429].

Кто, любя пустословіе, умѣлъ пріобрѣсти чистый умъ? Кто, домогаясь уловить людскую славу, могъ пріобрѣсти смиренные помыслы, или кто, будучи невоздерженъ и распущенъ тѣлесно, можетъ сдѣлаться чистъ умомъ и смиренъ сердцемъ? Когда умъ увлекается чувствами, тогда и онъ ѣстъ съ ними звѣриную пищу[430]. А когда чувства увлечены умомъ, тогда они пріобщаются съ нимъ ангельской пищи.

За смиренномудріемъ слѣдуетъ воздержность и самоограниченіе; а тщеславіе — служитель блуда и дѣло гордыни. Смиренномудріе, по причинѣ постояннаго самоограниченія, приходитъ въ созерцаніе, и украшаетъ и душу цѣломудріемъ; а тщеславіе, по причинѣ непрестаннаго мятежа и смущенія помышленій своихъ, изъ всего встрѣчающагося собираетъ скверныя сокровища и оскверняетъ сердце. Оно также непотребнымъ взоромъ смотритъ на природу вещей и занимаетъ[431] умъ срамными мечтаніями; а смиренномудріе духовно ограничиваетъ себя созерцаніемъ и пріобрѣтшаго оное возбуждаетъ къ славословію.

Творящихъ знаменія, чудеса и силы въ мірѣ — не приравнивай къ безмолвствующимъ съ вѣдѣніемъ. Бездѣйственность безмолвія возлюби паче, нежели насыщеніе алчущихъ въ мірѣ и обращеніе многихъ народовъ къ поклоненію Богу. Лучше тебѣ самого себя разрѣшить отъ узъ грѣха, нежели рабовъ освобождать отъ рабства. Лучше тебѣ умириться съ душею твоею въ единомысліи тройственнаго въ тебѣ состава, т. е. тѣла, души и духа, нежели ученіемъ своимъ умиротворять разномыслящихъ. Ибо Григорій говоритъ: „хорошо богословствовать ради Бога, но лучше сего для человѣка содѣлать себя чистымъ {281} для Бога“. Лучше тебѣ, будучи вѣдущимъ и опытнымъ, быть косноязычнымъ, нежели отъ остроты ума своего подобно рѣкѣ источать ученія. Полезнѣе для тебя позаботиться о томъ, чтобы мертвость души твоей отъ страстей воскресить движеніемъ помысловъ твоихъ къ Божественному, нежели воскрешать умершихъ.