Слово о полку Игореве

Во второй половине XI века что-то случилось с временем. Закончились «лета Ярославовы», светлые и обильные времена начальной Руси, и по земле огнем прокатились «крамолы» Всеслава Полоцкого и «полки Олеговы». Государство крестителя Руси Владимира Святославича, с таким трудом удержанное Ярославом Мудрым, фактически распалось. Брат вновь пошел на брата, над пожарищами запахло духом библейских пророчеств.

В «Слове о полку Игореве» есть такая фраза: Наниче ся годины обратиша.

Напрашивается перевод «навзничь времена упали», но еще в XIX в. Н. С. Тихонравов привел пример из «Лексикона триязычного» (М., 1704) Ф. П. Поликарпова: наничь одежду одевати – надевать одежду наизнанку[15].

Д. С. Лихачев писал: «В “Слове” наничный мир противостоит некоему идеальному, о нем вспоминается непосредственно перед тем: воины Ярослава побеждают с засапожниками одним своим кликом, одною своею славою, старый молодеет, сокол не дает своего гнезда в обиду. И вот весь этот мир наниче обратился»[16].

Итак, наизнанку времена обратились.

Вспомним мнимое сумасшествие Гамлета и знаменитую фразу датского принца: «The time is out of joint» (Век вывихнулся). Русский вариант оказывается кромешнее английского: вывих можно вправить, но если победы обернулись бедами и гибель, как в детской страшилке, исходит от родной матери, современнику остается лишь молиться.

Как показывает Д. С. Лихачев, идея антимира и изнанки времен известна и фольклору. Продолжим цитату: «Весьма возможно, что загадочное “инишное царство” в былине “Вавило и скоморохи” – это тоже вывернутый наизнанку, перевернутый мир – мир зла и нереальностей. Намеки на это есть в том, что во главе “инишного царства” стоят царь Собака, сын его Перегуд, зять его Пересвет, его дочь Перекраса. “Инишное царство” сгорает от искры скоморохов “с краю и до краю”».

Применительно к «Слову» это наблюдение нуждается в развитии.

Игорь Святославич вышел в поход против половцев в день памяти своего небесного покровителя Георгия Победоносца. Святой Георгий освободил город от змея, запиравшего хвостом источник, и для этого ему не понадобилось копье. По житию, Святой Георгий не железом, а Божьим словом усмиряет змея. Игорь же, вознамерившись «преломить копье о край Поля Половецкого» и «испить шлемом Дону», копье и впрямь переломил. И отведал «кровавого вина», угостив им своего свата Кончака и до смерти упоив собственную дружину. А коня загнал, когда бежал из плена.

Святого Георгия на Руси называли Егорием Храбрым. Но дважды автор «Слова» произносит формулу А Игорева храбраго пълку не крѣсити (А Игорева храброго полку не воскресить). Мало того, что на слух выражение Игорева храбраго… звучит здесь почти как Егорева храбраго…, так еще и контекст употребления этой формулы отсылает нас к сюжету «Чуда Георгия о змие», ведь сказано, что сам Дон кличет русских князей освободить его. (Вспомним, что святой Георгий освободил не только царскую дочь, но и тот источник, который дракон запирал своим хвостом.) И это после того, как для Игоря «померк свет солнца», а кочевники (образ кочевника ассоциировался на Руси со змеем, и летопись упоминает о «змеиных головах куманских») поделили русские города по рекам Суле и Роси, а Карна и Желя (Печаль и Скорбь, или даже Вопль и Стон) поскакали по Русской земле.

Тема Игорь–Анти-Георгий продолжится и дальше: Георгий спас от гибели принесенную в жертву змею царскую дочь Елисаву, а в «Слове» дочь государя Осмомысла Ярослава Галицкого одним своим плачем на опаленных стенах Путивля освобождает князя из плена.

И только после покаяния Игоря у Святой Пирогощей Богородицы изнаночный мир будет повержен, а лицевой восстановлен.

В изнаночном мире Игорь и Всеволод кинули вызов не только феодальному главе Руси Святославу Киевскому, но и самому Солнцу. Вот как об этом рассказывает поэт: «Игорь ждет милого брата Всеволода. И сказал ему Буй Тур Всеволод: “Один брат, один свет светлый, – ты, Игорь, а оба мы – Святославичи!..”»

Переведем с поэтического языка на прозаический: Солнце насылает на нас тьму, но для меня есть один свет – светлый ты, Игорь, а мы оба – Святославичи.

Божий ответ на этот вызов – солнечное затмение, которое на берегу Северского Донца тьмой накрывает полки Игоря.

В своем монологе Всеволод опирается на две весьма прозрачные реминисценции:

– Крестителя Руси Владимира Святославича называли Владимиром Красное Солнышко (полагаю, прозвище появилось потому, что он первым стал печатать на Руси золотую монету со своим на ней изображением).

– Во время литургии священник произносит формулу приглашения к причастию: Святая святым! и в ответ хор общины поет: Един свят, Един Господь Иисус Христос…