Итак, в Новгороде Владимир не уступал престол своему отцу. Амбициозному Святославу этот город с его боярской демократией и нанятым на время князем был, видимо, и даром не нужен. (Другое дело что, Святослав провел в Новгороде полгода, и, видимо, уже сами новгородцы запутались, кто у них княжит – сын или отец.) Но в статье лета 6689 (1181 г.) Новгородской первой летописи старшего извода читаем:
Святослав не затем бросил новгородцев у Друцка («отскочил от них лютым зверем», как некогда у Белгорода Всеслав от киевлян), чтобы довольствоваться Черниговом. Его цель – Киев. Здесь Рюрик разобьет его и союзных ему половцев (тогда Игорь Святославич с его будущим сватом Кончаком бежали с места сражения в одной ладье), но, чтобы прекратить смуту, уступит древнюю столицу побежденному, а сам возьмет себе «землю Русскую», то есть Киевщину. Так возникнет дуумвират Святослав–Рюрик.
В 1182 году Святослав и Всеволод заключили мир. Глеб Святославич прямо из владимирской темницы попал под венец: отец женил его на дочери Рюрика.
В 1184 году Владимир Святославич ходил с Всеволодом Большое Гнездо на волжских болгар. Об этом походе автор «Слова» поминает в обращении Святослава Киевского к «Великому Всеволоду». Но поход не удался (в самом начале погиб один из молодых князей), и потому утверждение, что Всеволод может «Волгу веслами раскропить», в 1185 г. звучит столь же двусмысленно, как и похвала рязанским «живым шереширам».
ЧЕГО АВТОР «СЛОВА» НЕ ЗНАЛ О ПОХОДЕ ИГОРЯ
После 1176 г. во Владимире Святославиче, как это можно понять из летописи, видели нового Владимира Мономаха. Очевидно, что многие пошли бы за ним, но в политической ситуации 1180-х и 1190-х это означало, что Владимир Черниговский должен был действовать теми средствами, против которых и выступает автор «Слова». Однако Владимир, точно следуя рекомендациям автора «Слова», до конца дней предпочел оставаться в тени собственного отца, которого он любил сыновним, но никак не слепым сердцем. Междоусобных походов Владимир не затевал, собственную политику концом копья не чертил.
И такой тип поведения также обнаруживает в нем поэта, то есть (вспомним пушкинское определение) человека, для которого его слова суть его дела.
Призыв «Слова» к единению будет услышан лишь на какой-то миг: к осени 1185 г. создается антиполовецкая коалиция. И то, что «Слово о полку Игореве» было известно современникам, видно по цитатам из него у Даниила Заточника. В. Н. Перетц обнаружил, что в утраченном списке Моления Даниила Заточника, с которым работал И. И. Срезневский, читалось:
В целом ряде эпизодов жизнь Владимира Черниговского является комментарием к отдельным пассажам поэмы (чего никак нельзя сказать о его братьях Всеволоде, Глебе, Мстиславе и даже Олеге) и проясняет ряд темных мест «Слова». Это он, а не его братья, опрокинул Мстислава, он отгонял от Святославовых обозов на Влене «живых шереширов», он ходил с Всеволодом по Волге в Булгарию. Перипетии отношений Владимира с Всеволодом Большое Гнездо, «удалыми сынами Глебовыми» и «тремя Мстиславичами», а также параллельность судьбы Владимира с судьбой выделенного им среди многих прочих Буй Романом Волынским, хорошо объясняют наличие тех, а не иных подробностей и акцентов «Золотого слова».
Если принять, что поэму и впрямь написал Владимир Святославич, текст становится многомерным в самых, казалось бы, простых и не требующих комментария местах.
Но поскольку то, что в разные годы на ратных полях случалось с самим Владимиром Святославичем, так или иначе откликается в тексте, делая его индивидуальным и авторским, нам начинает казаться, что поэт сам участвовал и в походе Игоря.
Не участвовал. Владимир прекрасно осведомлен о подробностях похода и поражения Игоря, но не ориентируется в конкретной каяльской топографии. По его версии ветры несут половецкие стрелы и от моря (с юго-запада), и от Дона (с юго-востока). Перед поэтом стоит задача точности поэтической, а не географической. И с этой точки зрения Автор прав, ведь Кончак подошел с одной стороны (от Азовского моря), а Гзак с другой (из-за Дона, от предгорий Кавказа).