Слово о полку Игореве

Сопереживание автора «Слова» страданиями простого народа, отнюдь не характерно для феодала XII столетия. Однако поэт, оплакивая оратаев, горожан и дружинников, указывает, что «жизни людей сократились» именно из-за княжеских крамол. Но как раз о таком бережном отношении Владимира Святославича к дружине упоминает новгородский летописец, сообщающий, что из похода на Всеволода Юрьевича все новгородцы вернулись не только живыми, но и здоровыми.

ПОСЛЕДНИЕ ГОДЫ ВЛАДИМИРА СВЯТОСЛАВИЧА

В 1191 г., Игорь с Буй-Туром Всеволодом и еще несколькими князьями снова идут на половцев, но те вновь оказываются предупреждены и отгоняют вежи вглубь Поля, а сами соединяются и готовятся дать сражение. Дойдя до Оскола, русские князья об этом узнают. И делают то, что не позволили себе в ночь на 11 мая 1185 г. Под покровом темноты они поворачивают назад. Половци и не узрѣша ихъ и гонившеся по нихъ и не постигоша ихъ[183]. (Ипатьевская летопись. Стб. 673. Лето 6699.)

Среди участников этого незадавшегося похода мы видим и Владимира Черниговского.

Наверное, он просто не мог не пойти с теми, про чье поражение сам и сложил «трудную повесть». Но реванш не был одержан, а потому обещанная в «Слове» слава Игорю и Всеволоду так и не была пропета.

Полагают, что с тех пор Владимир правит во Вщиже[184], а в конце жизни – в Переяславле Русском. Но доказательств второго утверждения нет. Разве что строчки Даниила Заточника «Кому Переяславль, а мне Гориславль...» можно трактовать так, что автор «Слова» за свою песнь получил в конце концов переяславский стол, а его, Даниила, за какую-то его песнь заточили в поруб.

Умер Владимир Святославич в 1201 г. В Воскресенской летописи под этим годом упоминается о смерти некоего Владимира Всеволодича. Это простая описка, ведь Всеволодом звали деда Владимира Святославича. В Лаврентьевской летописи под тем же 1201 г. сказано: Тои же осени преставися князь Черниговьскыи Володимеръ (л. 141).

Он не писал историю копьем, хотя именно от него все этого ждали. И, в отличие от своего отца, никогда не приводил половцев на Русь.

Можно сказать, что автор «Слова» – первый русский интеллигент. Тот, кому не за державу обидно, а больно за людей.

Через семь строчек после известия о смерти Владимира следует сообщение о смерти Игоря Святославича: Преставися князь Черниговьскъıи Игорь.

Так они и ушли один за другим – великий поэт и воспетый им незадачливый герой.

Примечательно, что в Ипатьевской летописи вместо известия о кончине Владимира Черниговского находим перенесенный сюда переписчиком некролог, посвященный одному из положительных героев «Слова» – Буй Роману (Стб. 715–716). А в этом некрологе – рассуждение о Владимире Мономахе, который пилъ золотымъ шоломомъ Донъ (парафраз из «Слова») и загнал хана Отрока в Обезы (Абхазию) «за Железные врата». Здесь же сказано, что от Отрока родился тот самый Кончак, иже снесе Сулу. То есть, упомянут не только сват Игоря Кончак, но и его поход в Посулье в 1185 г. И рассказано о половецком «едином гудце Ореви» (гусляре по имени Орь), который должен был после смерти Мономаха отправиться в Обезы и вернуть Отрока в Поле Половецкое. (Об этом см. стихотворение Аполлона Майкова «Емшан».) И хотя в летописи ни слова не сказано о рифмующемся с половецким гудцом Ореви русском гудце Игореве, трудно избавиться от мысли, что некролог Буй Роману потому и был перенесен в это место, поскольку в протографе здесь находился некролог Владимиру, «единому певцу Игореву» и певцу Буй Романа.

По одной из версий церковного предания, жена Владимира Святославича Мария (Любецкий синодик, позиция 20) пережила мужа на полвека, основала Ризоположенский женский монастырь в Суздале, который Батый не сумел взять, и позднее была прославлена как Ефросинья Суздальская[185]. И эта версия выглядит предпочтительней другой (о юной невесте князя Мины), поскольку объясняет, почему черниговская вдова направилась после смерти мужа во Владимирскую землю. Видимо, за века зыбкая память предания свела образы двух святых суздалянок, при жизни носивших одинаковые имена и живших в одном монастыре, в один образ.