– Итак, что мы с вами имеем. Мы знаем, как произошла кража. Делоне, скорее всего, вынес картины из депозитария сразу после того, как профессор Фасулаки дал свое заключение. Получается, мы только сыграли на руку директору выставки. Выяви кто подмену позднее – он всегда мог бы заявить, что привез настоящие картины, а за безопасность полотен в зале не отвечает. Так вот, Делоне вынес картины и передал сообщникам, после чего в последний день выставки устраивается имитация ограбления. Вопрос: зачем? Второй вопрос: почему в последний? Почему не в первый или в любой другой? Думаю, что инсценировка задумывалась с целью снять подозрение с Делоне: мол, выставка все-таки была ограблена, а то, что полиция не может объяснить, как именно это произошло, – это уже вопрос к полиции. Вот почему в последний день? Почему тянули так долго? Ведь «электрики» были здесь всю неделю и могли устроить «протестную акцию» в любой день. Почему тянули время? Пока мне это совершенно непонятно. Дать похитителям уйти с острова с картинами? Но, если они уже ушли, зачем было в последний день травить Делоне? Если они покинули остров раньше – в его убийстве нет никакого проку: скрыться с острова, продать картины перекупщикам или сдать страховой компании за выкуп через посредника и зажить с поддельными паспортами, – как бы Делоне мог им помешать? Пойти в полицию? Заявить на них? Маловероятно. В конце концов, устранить Делоне они могли успеть в любой момент, если бы он стал представлять для них реальную опасность. Нет, здесь явно прослеживается какой-то другой мотив. Либо они все еще на острове, либо их интересы с интересами Делоне принципиально разошлись. А может, – и то, и другое. Если «электрики» и в самом деле подтвердят свое алиби, – то вопрос, кто убил журналиста Шульца за день до выставки, снова становится открытым. К сожалению, его диктофон мало что записал: в основном слышен только его голос, собеседника не слышно совершенно. Или у аппарата разрядились батарейки, или он его поздно включил, но по той записи, что мы имеем, понятно только одно: Шульц угрожал кому-то, что в случае кражи сможет доказать, кто в ней виноват и как именно она была совершена. Через минуту, как он произнес эти роковые для себя слова, – его настигла пуля. Как именно была совершена кража мы выяснили благодаря шифровке, найденной в книге, что принадлежала журналисту. Мы многое смогли выяснить, но будь я проклят, если мне не кажется, что в деле розыска полотен мы топчемся на месте!
Спустя полчаса, когда все уже покинули лабораторию и, уходя, погасили свет, в наступивших сумерках посреди лаборатории осталась одинокая стойка с пустой рамой от картины, словно напоминание о том, что дело еще далеко не закончено.
Часть десятая
Винсент Ван Гог, «Ратуша в Овере»
(Из досье Интерпола: Винсент Ван Гог, «Ратуша в Овере», 1890 год. Холст, масло. 72 х 93 см. Частная коллекция. Оценивается в сумму 60 – 90 млн. долларов)
В жизни то же, что в рисовании: иногда нужно действовать быстро и решительно, браться за дело энергично и стремиться к тому, чтобы крупные линии ложились с быстротой молнии.
– Послушайте, Клермон! – прорычал, теряя терпение, генерал Манн. – Хватит морочить мне голову! Если вы сейчас же не скажете мне с какой целью вы приехали на остров, я привлеку вас к ответственности! В третий раз спрашиваю: вы получали письма от неизвестного вам – или известного – отправителя с уведомлением о скорой пропаже полотен импрессионистов? Вы понимаете, что на острове помимо кражи произошло уже два убийства? Повторяю в последний раз: с какой целью вы приехали на остров?
– Никаких писем я не получал! А если и получал, не понимаю, почему это вас касается? А приехал потому, что хотел посетить выставку! – отбивался бледный Клермон, злобно ощерившись, словно грызун, загнанный в угол большим и сильным котом. – Да, и нечего на меня так смотреть! Не забывайте, генерал, что я адвокат со стажем и, между прочим, с большими связями! А ваше поведение недопустимо! Если я арестован, предъявите мне обвинение, если нет, – катитесь ко всем чертям с вашими вопросами! Один тот факт, что вы без ордера вломились сегодня с утра ко мне в номер, – уже может поставить под сомнение вашу компетентность! А я сумею его использовать при необходимости! У меня есть друзья в министерстве! И ваша карьера…