У Оохаси-сана не осталось никого из родных. Его бывшая жена умерла несколько лет назад, а след сына потерялся в подпольном мире Токио. Оохаси-сан был совершенно одинок, и все же он не утратил своей любви к жизни и веры в дружбу. Это удивляло Рин и вызывало у нее любопытство. Поэтому она приходила к Оохаси-сану не из чувства долга, а просто для того, чтобы посмотреть, как он рыбачит.
В кустах за ее спиной послышалось шуршание.
Оохаси-сан дернул на себя удочку и принялся крутить ручку катушки, сматывая леску.
– Поймал кого-то, старик?! – крикнула Рин, выпрямившись и вытянув шею.
– Ага, смотри-ка ты! Кефаль! – Он чуть отступил от края берега и потянул на себя удочку. – Здоровенная! Отличная кефаль! О-о! Вот это будет обед!
Она ощутила мягкое прикосновение: большая белая с черными пятнами кошка прошла мимо и уселась прямо перед ней, обернувшись хвостом. Следом вышли еще две – трехцветная и еще одна черно-белая с порванным ухом. Черно-белых звали Уни-тян – «морской еж» и Кани-тян – «краб», а трехцветную – Бури-тян, «желтохвост». Всего кошек было двадцать четыре хвоста, и каждой Оохаси-сан дал имя. Маленькая Саба и трехцветная Бури приходили ночевать в его самодельную «хижину», построенную из тонких досок и нескольких старых палаток, и Оохаси-сан говорил, что с такими друзьями ему никакой ночной холод не страшен.
– Ну-ка… – Сняв рыбину с крючка, Оохаси-сан сразу же положил ее на заранее приготовленную на берегу доску и приступил к разделке. – Хочешь посмотреть на работу мастера суси, онээ-тян?
Когда Рин впервые увидела, как ловко мужчина разделывает рыбу, орудуя не слишком острым ножом, она подумала, что он готовит сашими для себя. Но оказалось, что кушанье предназначалось для многочисленных кошек, которые каждый день собирались на берегу к четырем часам и спокойно дожидались угощения. Разделав рыбу, Оохаси-сан раскладывал готовые сашими в несколько мисочек и, кланяясь и произнося фразы на
Покрепче обхватив руками колени и упершись в них подбородком, Рин уставилась на спокойные воды Аракавы, по которым время от времени пробегала рябь от легкого весеннего ветерка. Из-за большой глубины реки вода в ней казалась темной. В тот вечер она была мутной от прошедшего дождя. Дождь размывал лужицы крови, натекшие из-под двери хижины. Крови было много – даже Рин редко сталкивалась с подобным. Особенно если учесть, что это сделал школьник. Старшеклассник, но все же.
Можно было подумать, что он наносит удары в слепой ярости или страхе, но, стоя в углу, где Оохаси-сан смастерил что-то вроде кухонного шкафа, на полках которого стояли разнообразные миски, выброшенные людьми чашки с отбитыми ручками и надколотыми краями, пластиковые контейнеры для о-бэнто и множество баночек со всякими специями, она чувствовала исходивший от мальчишки восторг. Он убивал человека – и ему это нравилось. За то время, что она приходила наблюдать, как Оохаси-сан ловит рыбу для своих кошек, Рин видела мальчишку несколько раз: он спускался по пологому берегу к набережной, смотрел, как бездомный выуживает из Аракавы кефаль, черных окуней и карпов, отпускал одобрительные замечания по поводу размеров рыбы и цвета ее чешуи, расспрашивал Оохаси-сана о его прошлой работе и нынешней непростой жизни. Высокий красивый парень – совсем не похож на того, кто стал бы слоняться без дела после занятий. Когда он попытался заговорить с ней, Рин посоветовала ему отвалить. Она понимала, что
– Осторожнее, Норито-кун, эта кошка царапается! – рассмеялся Оохаси-сан, занятый приготовлением сашими из окуня для своих подопечных.
– Ничего, мне нравятся симпатичные девушки с характером, – отозвался мальчишка.
Рин сжала руку в кулак и почувствовала, как твердые ногти глубоко вонзились в ладонь.
– Только попробуй подойти ко мне, сопляк.
– Ого! – изумленно воскликнул бездомный.
Мальчишка улыбнулся, делая вид, что принял ее слова за шутку.
В тот день он пришел навестить Оохаси-сана под вечер. Сказал, что принес ему кое-что, и, привычным движением сбросив с плеча синюю школьную сумку, извлек из нее продолговатую картонную коробку.
Когда он открыл коробку, лежавшее в ней длинное остро заточенное лезвие тускло сверкнуло в свете стоявшего на столе аккумуляторного фонаря, который Оохаси-сан использовал в качестве светильника.