Это первая была ласточка. Вторая ласточка другая, еще охуенней. Обвинили в том, что я медальон и останки подсунул... Короче, под Вереей нашли в пустом блиндаже медальон-потеряшку, без хозяина. Прочли: и имя бойца, и что из Сасовского района Рязанской области. Пробиваем по архивам, а он — я сейчас уже не помню — вроде бы пропал без вести в 43-м году. А Нару освободили в 41-м. Гриша этот уже созванивается с родственниками. А и главное пробил-то, дурак дураком. Ему и отвечают: мол, привозите, захороните. Он берет другие останки и едет туда хоронить. После вернулся, увиделись с ним, я ему сразу сказал: «Гриша, и тебе руки больше подам». Говорит: «Все равно он где-то погиб, а для родственников это покой!» Я ему говорю: «У вас, Гриша, отряд не "Мужество", а "Мужеложство"». Ну, у меня струнка после этого и лопнула. Я пришел к председателю, баба была из департамента физкультуры и спорта, по делам с молодежью, и все это рассказал. Она просила сор из избы не выносить, предложила в отряде быть командиром. Я ей сказал, что не буду в этом отряде уже. Ведь я всем объяснил, что этот Гриша творит, и все промолчали. И после этого я сделал свой отряд «Ополченец».
Я же изначально почему начал Нарой интересоваться. В 41-м году Нару отстояли в основном ополченческие дивизии. Не было же никого. Ну и, по правде сказать, под тысячу человек тех, кто убегал. Я все это понимаю. Война начиналась. В цеху, на заводе, старик какой-нибудь, наверное, подумал: «О! Да мы сейчас немцев!» Он же не знает, что к чему.
Я про ополченцев много всего узнал за жизнь. Их же обмундировали в самое ненужное, оружие — самое неудобное, «Гочкисс»[23], патроны французские, все говно у них было — и вперед. Если дивизия ополченческая — 4 000 человек, а их, дивизий, было пять, то это получается, что записалось сразу 20 000 человек. Ну и те, кто комплектовал их, решили потом проверить: сформировали и отправили от Москвы в сторону фронта. Представляешь, где Очаково — это пятнадцать километров от Москвы. Так вот вышло 20 000, а на место, в Очаково, пришло 10 000. Старики — у них же отдышка, а ты попробуй зимой пройти пятнадцать километров. Понятно стало, что это тот еще вариант. Но все равно, ведь эти ДНО[24] стали потом полноценными дивизиями. А сколько под Нарой человек сдавалось... Я не хочу сказать, что они прям мясом своим заслонили, как любят писать. 113-я потом и танки подбила на Варшавке, и еще знаю. Но в начале, конечно, не очень. Это же были работяги.
Патроны же, все это снаряжение — деньги всё. Я же очень много этим занимался. У меня были специальные опросные листы — накрылись[25] — о том, как кто воевал: иные не рассказывали, иные, особенно если выпьют нормально, могли и подробно поговорить. И вот артиллерист один мне рассказывал, что всю жизнь хотел купить себе хромовые сапоги. Ну, деревенский мужик, копил, копил, пожар случился — и все потратил туда, никак не получалось. Потом — война. Попал в артиллерию, досталась «прощай, Родина», «сорокапятка»[26]. То есть, всегда на передовой, всё по полной программе.
На учебке когда тренировались, стреляют они, а им говорят, мол, вы берегите снаряды! А он и спросил, сколько снаряд-то стоит, гильза же, порох. Старший ему назвал цену, я уже не помню, по тем еще рублям. Допустим, 14 рублей 17 копеек. Тот говорит: «Блядь! Хромовые сапоги!» И с тех пор как стрельну, говорит, так думаю, что хромовые сапоги полетели. Стрельнешь бронебойным — стакан водки ушел, а тут — сапоги. А потом, говорит, в Германии уже увидели в магазинах кожи разные, иголки... Он так всё хотел сапоги, начал, когда разрешили отправлять оттуда ежемесячные посылки, высылать. Он тогда уже ушел из артиллерии в разведроту и потому лазил везде, в том числе и по магазинам. Говорит: «Я высылаю добро, высылаю, а из дома пишут, мол, ничего не приходит. У другого спросил — такая же бодяга. Потом сунулись в пересыльную почту эту, а там местные хуеплеты сами посылки вскрывают, своих же, советских солдат». Эти разозлились: «Мы воюем, а они тут на почте сидят, еще и обворовывают!» Договорились они перед уходом в тыл противотанковыми гранатами это отделение разбить — поди там разберись, кто это сделал, может, диверсанты. Но кто-то донес командиру, и не получилось у них.