Смерти нет. Краткая история неофициального военного поиска в России

Я тебе еще хлеще расскажу. Мы искали места, не было карт тогда. А нам местный говорит, мол, вы туда-то не ходите, там коровы взрываются, мы никого не пускаем. Мы идем туда. И парень, Джон (он подорвался потом), говорит: «Донатыч, чего-то я не пойму, колючка-то оцинкованная». Я отвечаю: «Да ладно тебе, во время войны не было оцинковки». Пошли дальше. Подходим — столбы, колючка-оцинковка. Говорю: «Надо выкусить фрагмент домой», интернета-то не было. Потом проволоку поднимаем, а ниже бирка: «Проход и проезд запрещен, не разминировано. 1948 год». После войны уже огородили и забыли — заслон этот сгнил и упал. Как сейчас помню: к дереву подхожу, а на меня череп смотрит. То есть расщелина, и он как врос в нее, так и поднялся с деревом. У меня и фотографии есть тех времен...

Гагарин был первым местом, где я во все это окунулся. Там такие случаи были... Нашли мы там место, где зенитки стояли и рукопашный бой был. Двое останков со штыками, пробитые. Я жене говорю тогда: «Ира, ты оставайся, там неприятное может быть, не ходи». Она говорит: «Я хотела костер развести, буду вам варить». Я говорю: «Ну, вот здесь ложись, а вот тут костер можно рядом». Она: «Ты прозвони»[19]. Я провел аппаратом: лежит солдат прямо под нами во весь рост, с винтовкой. Разожгла бы на нем... Выкопали, говорю: «На тебе пакет, будет тебя охранять». Испугалась, не стала с останками оставаться...

Еще было дело, нашли противотанковые мины, Саня Черненко нашел. Блиндаж, полный мин. Около Варшавки, деревня Кавказ, где был немецкий опорный пункт. Вызываем саперов. Какой-то хер отвечает: «Вы, наверное, дачники?» Я говорю: «Нет!» — «Может, это тарелки?» — ему явно неохота ехать. Думаю: ну, гад. Говорю: «T.Mi.42!»[20] Он: «Откуда марку знаешь?» Говорю: «Знаю любую, еще тебе расскажу». Ладно, они приехали. Спрашивают: «Ты местный, знаешь, где здесь карьер?» Хотели в карьере взорвать. Отвечаю: «Да я с Нары приехал, откуда мне знать!» Мнутся — рядом шоссе, карьер нужен. Решили: «Ты знаешь, давай мы, наверное, в блиндаже их взорвем». Я ему говорю: «Хочешь правду? Там ниже еще пять ящиков!» — «Да ладно, нормально». Засыпали яму, огородили все вокруг за двести метров, как положено, сигнал специальный. Как ебануло! Воронка осталась в три моих роста. Машины стояли на шоссе — стекла вылетели. Говорит: «Чего делать-то? Подпиши, что все нормально!» Я говорю: «Я-то подпишу, а тебя спросят, что это за взрыв, администрация приедет. Ты мне, главное, бумагу отдай, что это не мы, а саперы сделали, чтобы мне никто не сказал, что это я в костер кинул».

[...]

Отрыли в одном окопе на Зайцевой горе 90 человек — пятнадцать в шесть гробов. А немцев по одному хоронят, ну как так? Причем это нам еще бандит помог. Ты не поверишь. Лес, хожу там, слышу — бух, бух. Обычно-то поисковики таким балуются, любят патрон в костер кинуть, салют чтоб. Подошел, гляжу — джип. Ох, ебать. Что-то не то. Они меня увидели — иди сюда. Бандюганы. «Ты чего здесь лазишь?» — «Я, — говорю, — поисковик». — «А чего у тебя в рюкзаке?» Так грубовато еще спрашивали. Показал им. «Ого, — говорят, — да это ты молодец». А я несу как раз двоих. «Куда несешь?» Говорю: «Да мне еще пятьсот метров, там у нас лагерь». — «А как вы хороните, кто помогает?» Отвечаю: «У меня свой поисковый отряд, ни в одном объединении не состою, все делаю сам. Сами скидываемся, сами хороним. Ну, с администрацией договариваемся, потому что не имею права похоронить без ведома». А они: «Так нужно тебе помочь. Денег надо?»

Стою, думаю: возьмешь так деньги, потом скажут «Давай- ка чего-нибудь взамен» — это же еще 90-е годы. Говорю: «Не надо!» — «Слушай, ты, чего брезгуешь, от братвы?» Я говорю: «Хотите помочь? Сделайте нам гробы, а то мы скидываемся, заказываем, нам тяжело». И те сразу: «Какого числа? Куда?» Я говорю: «Да как вы найдете-приедете?» А у них уже тогда были джипиэски. Говорит: «Ты мне скинешь по телефону джипиэс-координаты и время — все привезем».