Смерти нет. Краткая история неофициального военного поиска в России

На этой латышской станции... Мы когда рыли там (это недалеко сейчас от моего дома), мы тогда уже отличали, где немецкие патроны, где немецкие ленты пулеметные, у наших — патроны с кантиком, в тряпичных лентах или в дисках круглых дегтяревских. Ну и рыли траншею — чувствуется при этом, что немецкая это траншея. И когда пошли черепа наверху — а тогда же еще отношение какое к фашистам было? Честно сказать — злое, многие помнили их зверства. И мы черепа эти достали, поставили, достали обрезы — тогда у больших пацанов уже были обрезы. Бух — попадет, не попадет, их подкидывает.

А мы потом начали дальше рыть эту траншею. И пошли шинели наши, треугольнички, валенки. Я тут уже смикитил, что черепа-то — от этих наших. Просто мы тогда не понимали, что бои были зимой, бой прошел, потом пришла весна — стало видно трупы. Деревенским копать ямы некогда. Если санитарная уборка, санитарное захоронение — то они в ближайшие ямы останки и скинули, вроде этой траншеи. Она заплыла. То, что наверху немецкое было, так наверху и лежит, чуть-чуть присыпано. А глубже-то уже наше лежало.

Сейчас дачники, если идешь рядом с ними, возмущаются: «Ты чего здесь бродишь, чего ищешь, частная территория». Выходит с помповиком. У меня два раза так было. Я ему говорю: «Ну чего ты! Вы закидали воронки мусором, а по архивам здесь 113-я дивизия воевала, здесь они могут быть, их надо вытащить и в братскую могилу перенести». Кричит: «Иди, нечего здесь!» Но это уже современные.

Я думаю, что скоро будет вообще, если ветеранов не будет... Недавно «Вконтакте» по теме статью прочитал: «Победители или победоносцы». Вот там моя точка зрения высказана. Что чиновники все эти, они отдали дань, высказались... Вот на нашей высоте 13-го августа, в день освобождения Спас-Деменского района, раньше каждый год было такое... В последнее время народу все меньше простого, а приходят с Москвы какие-то замкультуры, по- быстрому, две-три минуты, высказались, и все эти чиновники за стол: или в рестораны едут, или им прямо в лесу сделано все, накрыто. А раньше школьники выступали, дети. Ветераны — но сейчас их практически нет. От поисковиков я или еще кто выступал, рассказывали, сколько найдено, что, как. А теперь ускоренный вариант, понимаете.

Как я думаю, хотя я не жил в то время, ведь Отечественная война 1812 года была освободительной — народ поднялся. И я думаю, что сразу же, в 1815-1820 годах, тогда как чествовали — на Бородино и церковь поставили, и вообще. А сейчас только одни реконструкторы о той войне 1812-го года вспоминают. Если честно-то. Ведь обидно. А воевали же ведь и дворяне, и крестьяне, несмотря на классовое...

Память, видимо, так устроена. Со временем все равно стирается. Хотя лозунг «Кто умер, но не забыт, тот бессмертен» — он наш, правильный. Но не так уже память работает. Патриотизм начинает эту память насильно насаждать. А потом период еще такой, когда для целого поколения идеалы выкинули, а в глазах денюжка, вот это поколение привыкло к иному взгляду: мол, ну воевал, ну и что? Разве не так? Если ко мне в отряды люди втирались исключительно за хабаром. Спрашивали напрямую: «А у вас можно каску немецкую найти будет или парабеллум?»

Меня так два раза резануло. Один раз в Гагарине такое было. Тогда все торопились, каждому же хочется побольше найти. Я говорю: «Это как соревнование». Кто сколько найдет. Я вырвался на полянку, где наших минометами накрыло. Раскапываю: каска, пулемет, останки. Я место это ковырнул, чтобы другой не взял, и дальше. Потом то же самое — два, три. Пять! Сразу же, моментально — пять человек! И тут ливень такой пошел. Я спрятался под елки недалеко. И вот он, ливень, смывает, они же у меня полувыкопанные эти останки, землю смывает, белые зубы блестят, глазницы. Я смотрю и думаю: чему радуюсь? Больше нашел... Вон они... И с тех пор у меня к останкам стало чуть по-другому отношение. Уже начал думать: «Ё-мазай, это ж такие же пацаны, так же у них все было». И уже пошел, как бы сказать... В Гагарине в 80-х первая Вахта памяти была. А мы там копали, «чернили»[30], много мест знали. Ну и показывали: если приезжал из Москвы отряд, то они же не знали, где искать.

Я, между прочим, против больших вахт, где сразу человек триста, где много средств, — эффект тут только меньше. Группа маленькая, но взрослых, больше найдет, чем сотня этих детей: их нельзя отпускать, поэтому будут проблемы сплошные. А тут работать надо, время не упустить. А с другой стороны, как привить патриотизм? Я не знаю. Потому что у нас шло само по себе. Мне никто... да и политика была такая... Все понимали, что мы — Красная армия, что на нас напали. А сейчас история скомкана маленько, мне кажется.