А потом в другой раз копали в другом месте, там же недалеко Смоленщина. И мы залезли чуть за пределы Калужской области, были на границе со Смоленской уже. Разбили лагерь вдоль дороги (а слепней было много — для меня слепни хуже комаров). Туда на водопой водили коров, вдоль дороги. И этого, пастуха, видать, заинтересовало. Увидел палатки и подошел узнать, что, мол, за херня. Ушел, через какое-то время гляжу — подъезжают машины. Милиция. И так раз — в лагерь, к палаткам. Я уже хотел документы доставать. А они: «Вы знаете, бабушка пропала, пошла за грибами. Мы вот ищем, может быть, вы знаете». Я говорю: «Да не видели мы никакой бабушки!» И тут Валера Солдатов выходит. Говорят: «О! Солдатов! Это вы! Ну нормально!» И ушли. Вообще ничего не понятно. А когда обратно мы ехали, мне надо было акты подписывать: сколько я нашел погибших. Я в администрацию захожу, к мэру, говорю: «Анатолий Владимирович, а чего они там искали, нашли хоть бабушку-то?» Он говорит: «Какую бабушку? У нас никто не пропадал. А! Так это у нас оперативный прием. Они ж не знали, кто это копает, может, это черные, им надо было зайти, зафиксировать». Я говорю: «Ну вы даете!»
Валера хороший был мужик. Мы с ним, правда, сцепились один раз, но Валера — он хороший. Я сразу так скажу: когда он умер в Сухиничах — тромб у него оторвался — мы к жене его приехали и помянули. А бронницкие[34] обладали машиной. Мы-то на метро — а его захоронили где-то в Новогиреево — так они туда съездили, все помогли. И вот мы сейчас дружим, сказали, что со всем поможем, ограду там перекрасить... И вообще жену мы поддерживаем. Она говорит: «По закону через полгода надо вступать в наследство». Говорит: «Как вступлю, подарю вам кое-что для отряда, оборудования же много осталось». Я говорю: «Для меня самое главное — это знамя». Он мужик флотский был, таскал с собой Знамя Победы. Может, видели? У меня часто его видно на фотографиях. Первым делом, когда приезжаем и ставим палатки, он говорит: «Донатыч, где?» Я говорю ему: «Я не понимаю, как ты его повесишь на сучок?» Он как-то так хитро перекидывал эти веревки двойные — флагшток же. И в любом месте над нами было Знамя Победы. Светлая память ему, Валерке. Не унывать — самое главное.
Ты знаешь, если честно сказать, настоящий поисковик... ради поиска кинет и работу. Потому что я техник связи, электрик, но я старался, потому что никто тебе не даст, если ты на работе, особенно в последние двадцать лет, если ты на хозяина работаешь, не даст отпуск — в архив, на раскопки. Майская вахта — потому что нельзя упустить время. Ну, сейчас погода изменилась. Но обычно с первого мая по пятнадцатое, пока трава не поднялась, — земля покажет свои раны. И ты, сравнивая карты и разведданные, сможешь надыбать места. Потому что потом трава вскочит — и ты пройдешь, человек будет лежать, каска даже, верховой — ты его не увидишь, трава прячет эти следы. Поэтому работа побоку. А те, у кого дача, как Витя Матин, — они стонут. Они поисковики, а жена говорит: «Надо огороды копать!» Они рвутся! Витя хоть рад, что у него в низине, самая дождливая местность, там сажать можно уже после 15-го мая. Ванечка у нас тоже бедует, он вообще от огорода кормится, он аж плачет: ночами пашет огород на мотоблоке, а утром едет с нами за рулем. Спросишь его: «Чего ты спишь?» Говорит: «Я ночью работал!»
А так, что главное — лес, общение, понимаешь. Конечно, все мы хабарщики[35], если честно сказать. Все равно что-то мы да находим, тянем в коллекции. Какую-нибудь пряжечку интересную. А, с другой стороны, в земле все равно сгнило бы, а так хоть школам музеи собрать помог. Конечно, обидно было: собрал там, где раньше жил, такой уголок боевой славы, а через пару лет пришел — ничего уже нет. Направление сменилось. Я говорю: «Медальоны-то!» Но как скажут в управлении школы — так и будет. Все куда-то делось. Или как вот этот отряд «Следопыт» при 70-й дивизии: руководитель мне в открытую сказал: «Нам запретили все это, мне так выгодно: вышли полегонечку, в палатках отдохнули, шашлычков поели. Ну и лекцию про то, что никто не забыт». Я ему говорю: «Поехали, покажу, ваша же дивизия, которой музей у них в школе». Говорит: «Нельзя! Ни в коем разе. Ты за них (за детей) не отвечаешь».