Смерти нет. Краткая история неофициального военного поиска в России

Вот почему я решил работать по высотам? Понял, что фронт в 43-м сдвинулся, основные бои и потери были там, где немцы ставили укрепрайоны. Высота могла держать, если правильно построить.

Мне сейчас надо вспомнить все, что меня зацепило. Я вам не рассказывал, как мы под Чеховым искали самолет? Деревня Высокое. Со Славкой Хруновым. Женщина к нам вышла. Понимаете, в те годы, в 70-е, мы приходили в деревни — и все были к нам с душой. И вот такой рассказ. Женщина седая вышла к нам, говорит: «Я до сих пор проклинаю, что в нашу деревню немцы зашли». Фронт же до самого Чехова не дошел. И они жили нормально. Но как только сместился фронт, заняли их деревню, поставили штаб — начались бомбежки, хотя до этого все было тихо-мирно. Она и говорит, что как-то от бомбежки убегали (а дочка или сын — сейчас уже не помню), что-то забыли в доме, побежали. В общем, ударило сильно об землю эту девочку — она погибла. Женщина эта пришла в штаб и так и сказала, что «пока вас не было, все было тихо». Я не могу это пересказать так, как она рассказывала, чтобы понять, что меня зацепило. И самое главное еще что: там была горница, в ней держали раненых — им же воздух свежий нужен. Пришел какой-то штаб, и раненых перенесли в землянку, где вода. А в горнице встал штаб. А потом, когда начали бомбить, уже наоборот — раненых обратно в дом.

Что действительно поражало — когда, бывало, говорили, что, мол, немцы у нас были хорошие. Что на Поныревском поле я копал под Курском, что в Гагарине здесь. Местные рассказывали: «А у нас немцы были хорошие». А там, под Гагариным, фронт полтора года стоял, немцы воевали как в две смены. На расстоянии семи километров деревня, они в ней живут — два взвода. Первый взвод на передовой, значит, другие на хозяйстве в деревне, неделю отдежурили и меняются. У них это была как работа.

Женщина рассказывала, что вот, офицер пришел, оба взвода построил, говорит им: «Вот, мол, женщина русская, сухпайки выдавать ей, прикоснется к ней кто — трибунал». За ней чистка, уборка, готовка. И те, которые отдыхали, они ей показывали и детей, и... Вот как бывает, есть же такой термин, когда террорист с заложниками в контакт входит, и иногда даже идет такое, что заложник его понимает, почему так вышло. Так и здесь, она говорит: «Они нас не обижали». У дочери рука была какая-то больная, и эти солдаты позвали своего фельдшера — абсцесс был, что ли, и доктор его вырезал, вылечили. И она говорит: «Я тогда впервые попробовала, что такое шоколад, и на столе еда была».

Ты же представляешь, как до войны жили в деревне, на трудодни работали? Денег не давали, зарплату давали той же картошкой. И уйти из колхоза нельзя было. Я в это не верил, смеялся, а потом мне рассказывали: нельзя действительно почему-то было из колхоза уйти. У них паспортов не было. Ну как так? Это же неправильно.

[...]

Вот Валера Солдатов — он у нас один из первых купил уазик. Так он его жалел. Проедет немного — а там же на высоте буераки, грязь, а у него всегда ведро под рукой — начинает мыть. Спрашиваешь его: «Валер, ну чего ты начинаешь, нам же сейчас опять ехать». Флотский порядок! Капитан был. Не везло ему, конечно, с поиском маленько. Есть такие люди, которым это не дано. Купил он раз прибор — а наврали ему: люди-геологи, которые больше относятся не к поиску, а к геологии, посоветовали прибор, который очень чувствителен на минералы. Я подхожу: у меня самая дешевая «аська»[32], которая трехкопеечная, которая только на железо и все. А у него всякие циферки. Но раз — и копает, мучается. Я подхожу: «Да нету тут ничего». А он говорит: «Мой показывает». А тот показывает камни, минералы, и вот он, бедный, и бьет там, где нет ничего.

Он один из первых ТМ-ку[33] купил — дорогой прибор, который на отряд использовал. Молодчага он был. А у него была еще награда, не поисковая, морская какая-то, за службу. И когда мы приходили на захоронение — у него дом был в Сухиничах, он в Сухиничах и умер — я говорю: «Валер, мы приедем 13-го, надо могилу копать». Так он приедет заранее, на день раньше, начнет сам могилу рыть. А там же мэр, он видит, говорит: «Ты же из отряда Донатыча, уже копаешь, молодец». Ну, Валера встал, оделся, с наградой — и запомнили его.