Смерти нет. Краткая история неофициального военного поиска в России

Но перед тем, как что-то глобальное сделать, они на экспедицию 88-го года в Мясном Бору приехали перенимать опыт. А на тот момент — у нас отряд разросся буквально за год-два — по 600-700 человек уже приезжало. Мы даже делились на два лагеря: одним Михаил Валерьевич руководил, другим я. И новгородцы стояли своим отрядом. И вместе мы как-то стали там работать. Сразу обозначилась проблема: из этих 600-700 не все же подготовлены, от силы каждый пятый-шестой был хотя бы в одном походе, а многие сырыми приезжают, их учить надо. А учить как — надо им найти какой-то фронт работы. Добровольцев много, специалистов — нет. Организовали разведку, стали разведкой находить секторы поиска. Нашли место, приводим туда группу, она работает, мы следим за тем, чтобы она нормально выработала это место. Сейчас, наверное, более профессионально люди работают — GPS, какие-то привязки...

А у нас был один миноискатель на 50 человек, щуп, и все. Еще новгородские ребята — и наши самые опытные — просто брали и как инструкторы учили молодежь копать. А когда учишь нормально — день-два, и человек уже привыкает, более-менее опыт появляется. Хотя были случаи — дали группу, а у них даже руководитель ничего не знает, а группа — человек двадцать. Приехали из Казахстана, Хромтау. Самое интересное, что казахи и немцы этнические приехали копать в основном, русских, украинцев было один-два человека. Немцы из ссыльных — поволжские бывшие немцы — и казахи.

И вот подходишь — отряд стоит, ничего не видит. Говорю: видите кружку, котелок, где-то — каска, где-то — подошва сапога. Здесь солдат должен быть — как его найти? Беру щуп, начинаю искать, попал в металл — один звук, в подошву, резину какую- то — другой, в дерево — третий, потом — бам! Кость, очень звук характерный. Говорю: слышите? Начинаем копать, первого нашел, говорю: так, три человека его раскапывают. А что там раскапывать — раз копнули, мох содрали, останки лежат — верховой солдат, погибший на поле боя, его даже зверье не растащило, как лежал, так и лежит. Трех человек поставили, потом нашли еще погибшего, говорю: вот этого раскапывайте. Весь отряд так поставил, и все — теперь, говорю, работайте, через час-полтора приду, посмотрю, что вы нашли.

Прихожу: работают добросовестно, нормально, но молодежь же хочет еще куда-то, самим что-то найти. Я спрашиваю: «Нашли солдата?» — «Да». — «Что нашли?» — «Вот кости рук, одной ноги. Второй нет, ему, наверное, оторвало и куда-то отбросило». — «Ребят, так было, но очень редко, вы его просто не нашли как следует — докапывайте, медальон ищите». День-два в таком режиме работаем с людьми, и они начинают уже соображать, уже начинают сами копать и находить. Тем более это место, куда мы их привели, особенно в 87-м году — оно называлось «Непочатый край» в Новгороде. Непочатый край, потому что, сколько там ни копай, — все равно убитых находишь. Это место горловины, где 2-я ударная армия по коридору пробивалась из окружения, и по этому же коридору снабжение шло, там очень много, волнами погибшие друг над другом лежат. Если мне память не изменяет, где-то тысяч десять подняли там только до начала двухтысячных. И вот получилась такая ситуация, что мы начали работать на этом Непочатом крае, вот эта экспедиция весной 88-го года, и уже не рюкзаками стали выносить останки, а за день отряд в 600 человек находил 150, 200, 250 погибших. И к концу похода собрали тысячи полторы-две погибших и вывозили их тракторными тележками. Медальоны там находились...

В 88-м приехали представители ЦК комсомола, — а уже с нами армия работала вплотную, — посмотрели, как мы работаем, и решили они на следующий год, 89-й, Всесоюзную вахту памяти организовать. Это уже отдельная история. Но вот период становления поискового движения — нашего, и новгородского, и межрегионального, — в Долине смерти он прошел. Конец 88-го года — это уже, по сути дела, готовое движение. Регионы приезжали: кто-то узнал, кто-то... Интернета не было — но списался, созвонился, и ребята приезжали работать, учиться, пахать, хоронить погибших солдат.

В упрек современным поисковикам можно сказать, что мы занимались захоронением солдат, а они зачастую занимаются перезахоронением. Была могила братская, стоял памятник. Памятник обветшал, разрушился, или его просто снесли, оно в архиве может числиться, это захоронение, — они берут и поднимают мертвых. Эта другая немного работа. Мы могилы практически не трогали — брали верховых и лежащих отдельно людей, или воронки времен войны, куда убитых стащили. И то некоторые воронки значились как могилы в документах. Под Любанью нашли такую воронку — она числилась как официальная могила в архиве, а это воронка с водой. Подняли оттуда больше 100 человек и несколько медальонов, по этим медальонам установили фамилии всех. Но главное, что поразило, — могила значится как официальная, а все сто — без вести пропавшие!

М. Ч.: Про Невский пятачок еще в 96-м говорили, что там все собрано, — сейчас опять 15 человек собрали мои школьники. В отвалах!