Смерти нет. Краткая история неофициального военного поиска в России

М. Ч.: Тогда еще было все проще. Это сейчас у тебя патроны найдут — все, 222-я. Тогда-то было попроще, вывозили все что хочешь: минометы возили...

В. Е.: Ну, опять же — «для музеев». Святое дело! Для меня люди были всегда важнее. Железки эти... Знаете музей в Снегирях, где танки стояли? Я Сергею Цветкову помогал вывозить грузовик «шевроле» ленд-лизовский с Севера. Он для музея вывозил, для него это и работа, и призвание, и бизнес был, — я с военными договорился, из зоны боев, с сопки, рискуя жизнью, ребята вывезли. Он его только вывез — канадцы сразу: давайте, продайте нам его. Он кончил трагически, связался с какими-то трофейщиками...

М. Ч.: Он сначала на Поклонную гору это все возил, его взяли даже в штат этой Поклонной горы...

В. Е.: Потом погиб, непонятно как — то ли сам застрелился, то ли еще что-то... Мы уже не очень контачили после одного случая, когда он попытался наехать и говорил, что железки важнее останков, — я сказал: «Сережа, это первый и последний раз. Я тебе помог, вывез машину, но больше...» Для меня люди важнее. Он фанат своего дела был, автомобилист, — в журнале «За рулем» работал человек, что говорить.

М. Ч.: Бывают такие, что кроме конников, кавалерии, не хотят никого искать. В Башкирию ездят — ищут только своих.

В. Е.: Кто-то ходит ради запчастей, кто-то самолетами занимается. Там полно людей увлеченных. Я это все понимаю, но главное, чтобы не говорили, будто железо важнее людей. Я терпеть этих вещей не мог. Кстати, когда передачу «Мир и молодежь» делали, нас все пытались вытащить на такую тему — мол, зачем вы ходите в походы, вы, наверное, такие убежденные комсомольцы, патриоты? А мы были такие циники, скептики, сталкерский у нас юмор, и я говорил: знаете, если честно, у меня была бабушка верующая, если бы она шла по лесу и нашла солдата — она бы все отложила и похоронила бы его, крестик бы поставила.

М. Ч.: Барон Мюнхгаузен наш татарский умер. Его так и называли. Вернулся живым мужик домой, у него два сына родились, после войны уже. И вот про него говорили: мол, такую дребедень рассказывает! Что на танках чуть-чуть до Рейхстага не дошел, что танки в плен брал десятками! Понятно, да? Ему говорят: барон Мюнхгаузен уток одной косточкой убивал, а ты вот... Он так и умер под этой кличкой. Открываю «Подвиг народа», набираю его фамилию: наградной лист, представляется к званию «Герой Советского Союза», танкист, мужик 22 апреля первым на танке ворвался на улицы Берлина, подмял три пушки сразу, организовал ночной бой своей роты так, что они окружили и тепленькими взяли в плен 45 танков вместе с экипажами. На улицах Берлина! Напечатана вся эта история на машинке, и подписал наш Кривошеев, который принимал парад в Бресте. Я ее распечатал, его сыновей пригласил сюда, при всех вручаю и говорю: «Все, ребята, хватит отца обзывать!»

Дед мой родной, Черепанов Михаил Иванович — он, когда умирал в 92-м, последние его слова были: «Сынок, не путай два понятия: немцы и фашисты». И передал мне десять пфеннигов, которые ему отдал немецкий крестьянин, когда он бежал из плена, вместо того, чтобы сдать в гестапо, и сказал: ваши там. Они были на территории Бельгии, 44-й год, и бельгийское командование сопротивления их умоляло не убивать немцев — за каждого убитого немца расстреливали десять мирных. Это у нас все делалось специально, чтобы поднять партизанское движение, а у них людей-то берегли. И они просто брали немцев в плен и отдавали бельгийскому командованию, а они выменивали на них своих. В последнем бою ему отшибло руку полностью, и его подняли американцы, притащили в госпиталь, оформили как американского военнослужащего. Пока год сращивали ему руку, он там провалялся до 46-го года практически. Успел дочку родить от медсестры. Домой в Сибирь вернулся в американской униформе, с американскими документами.