Я тут же загрузил все в сумки, а вечером мы уже пили у него чай с малиной. Он нам рассказывал свой боевой путь, попутно заполняя акт приема экспонатов на бланке Музея истории города. И так мы с ним встречались еще раза три, что находили, всё ему отвозили. На третий раз получили первый документ, который нас регламентировал как официальных поисковиков. На "а-третьем" формате с угловой печатью Музея города Ленинграда за подписью директора было сказано, что Алексеев Олег Борисович является внештатным сотрудником Музея истории города, которому поручен отбор экспонатов на местах сражений Великой Отечественной войны. Мне и Егорову он дал две такие бумаги, мол, если что там, то покажете.
А мы обычно прятались, чтобы милиционеры не заметили нас в электричке, косили под короедов, как тогда называли всех дачников. И мы, не скрываясь, с лопатами, вывалили из электрички, тут же к нам несутся в гражданском милиционеры: «Ага! Копари!» И мы такие: «Ну да!» — «Ну, вы попались!» И мы, гордые, им эту бумагу — раз. Те ее прочитали: печать музея, подпись директора... «М-да, это другое дело! Ребят, тогда вам вот так надо пройти и вот так, там очень хорошее место!» — «Да ладно, знаем мы все!» И целый год были мы, так сказать, официальными поисковиками. Это был 75-й год. И все закончилось так же внезапно. Этот ветеран умер. А контактов с музеем он нам просто не успел дать. Поэтому судьба тех предметов, которые мы передали в музей, так и осталась неизвестной. Скорее всего, в фондах лежат, потому что музейщики никогда не работают с предметами такими, они не занимаются восстановлением судеб солдат. Изначально задача музейщиков — хранить в том виде, в каком получили.
Когда мы делали очень значимую выставку в Москве, это было в 95-м году, она называлась «Нашествие», в Музее Вооруженных Сил, у Никонова: на базе частной коллекции и фондов мы создали выставочный зал, полностью рассказывавший о германской армии. Там не было ни слова о Красной армии. Задачей выставки было показать, с какой машиной мы справились, которая не знала поражения нигде. Там было все: и пропаганда, и наградная система, и форма одежды. Из фондов мы взяли парадный фрак СС и фуражку СС. Но на них не было эмблем. Я иду к Никонову, говорю: «Нам бы укомплектовать ее!» Это всё принесли из другого фонда, но с таким видом, будто я нарушаю самое святое. Я уже собираюсь поставить орла и череп на фуражку, как слышу чуть ли не истошный крик: «Нельзя!» Спрашиваю: «А на хрена тогда вы их принесли?!» — «Не положено!» Говорю: «Да хватит страдать маразмом!» — «У нас такие правила!» Я: «Есть же уже дырки от этих усиков, мне ничего ковырять не надо даже!» — «Нет». Пришлось идти опять к Никонову, говорить: «Давайте так, или выставка будет, или ее сейчас не будет — мы просто забираем свои вещи и уезжаем! Мы понимаем, что у вас есть свои правила, но они не должны быть просто маразматическими!» В общем, договорились до того, что мы насадим в эти дырочки усиками орлов, но загибать не будем — сошлись на компромиссе. Вот такие у музейщиков хитрые правила: они хранят в том виде, в каком получили. И очень этим гордятся. Многолетнее общение с музейщиками как таковыми убедило меня в том, что обезьяны произошли от них. Да, да! А потом уже произошла эволюция, от них произошли военные и так далее. Но изначально — обезьяны от музейщиков. Если верить, конечно, старику Чарльзу Дарвину.
Так вот, это был 75-й год, когда мы стали официальным подразделением. Мы брали с собой и других ребят, говорили, что это наши коллеги. С нами им было спокойно, они могли копать у дороги. Обычно-то пытались зарыться куда-то подальше вглубь, чтобы милиционеры не тревожили. Ловили и на вертолетах, делали войсковые операции: с собаками прочесывали лес. Разные были формы борьбы с копателями. Мы же — были полностью защищены. В 76-м году счастье это у нас закончилось. Как-то постеснялись мы идти, искать концы. И снова ушли в неформальный поиск. Далее много было всяких увлечений. В тот период знаменитый убийца и маньяк, профессор Соколов Олег Валерьевич, которого пилила его девушка, а потом он просто взял и распилил ее, организовал свое первое АЛИНЭ. Ассоциация любителей наполеоновской эпохи. Там было человек шесть безумцев, они занимались именно той эпохой. Мы же в то время сильно симпатизировали почему-то белому движению. И у нас была такая альтернативная история, мы создали свой клуб, даже устраивали ледяные походы.