Художник Каращук, в Подмосковье живет, который иллюстрировал книги по форме одежды Белой армии и всего прочего, приезжал сюда, делались эти ледяные походы, в память первого корниловского похода. В марте месяце толпы одетых в исторические костюмы по три дня делали эти походы по пояс в снегу. То есть тогда, на закате советской власти, очень сильно развилось это историческое движение. Ну и я не был исключением, я создал лейб-гвардии Измайловский полк. Но поскольку у нас там было три с половиной человека, я уж не стал себе погоны генерала вешать, повесил свое звание, в котором ушел из армии — унтер- офицера. Но красиво: красные погоны с золотыми вензелями, фуражка с белым околышем.
Вот, наверное, тогда и появилось это название — «Святой Георгий». Потому что это единственный орден специально для солдат, который никогда не давали за полицейские операции, он вручался только за отражение внешнего агрессора. И который был в почете практически у всех слоев населения. Кавалеры имели большие льготы, их освобождали от телесных наказаний. В общем, если кто-то кавалер, то честь ему любой, независимо от звания, должен был отдавать первый, даже генерал. Статус этого ордена был достаточно высок. Что еще интересно: даже народы мусульманские — для них был сделан крест без изображения Святого Георгия, а с изображением государственного герба — даже они говорили: «Не-не-не, ты мне с джигитом дай крестик, с птицей — не надо!» — когда им вручали. Вот тогда и получилось это рабочее название отряда — «Святой Георгий».
Но еще раз говорю, когда создавалось поисковое движение в том современном виде, в цивилизованном, когда писались отчеты, все это суммировалось, уже появилась такая организация «Победа», которой руководил Рувимов (под эгидой комсомола, конечно), «Возвращение», которым руководил Георгий Стрелец (он получил ранение в Афганистане, вернулся, занялся созданием поискового объединения). Мы и вошли в него, как члены «Возвращения», но наша группа была именно «Святой Георгий». Конечно, он не мог в комитете комсомола сказать, что, мол, есть у нас такой «Святой Георгий», они бы подавились бутербродом с икрой, если бы услышали такое. Поэтому мы работали как «Возвращение» в тот период. Незадолго до этого мне позвонил мой приятель, с которым мы вместе учились. Он подорвался и ослеп, но при этом не прекратил заниматься поиском — сейчас это руководитель поискового отряда «Русь», который входит в наше объединение — Саша Чупров. Он мне позвонил — это был 86-й год, у меня родилась дочка — и сказал: «Помнишь, ты вел вахтенный журнал?» — «Ну да, конечно, вел. Вы же надо мной смеялись, говорили, что для КГБ записываю!» — «Да понимаешь, мы сейчас восстанавливаем судьбы солдат, а у тебя же все записано». — «Ну, есть такое дело...» — «А не мог бы ты продиктовать фамилии тех, кого мы находили в школьные годы?» — «Да, легко». — «Это было бы здорово!» — «Давай-ка я сейчас докормлю дочку из рожка и найду старые журналы, все тебе сообщу». Прошел месяц, и он звонит мне с докладом: «Ну, смотри: у этого вот дочка жива, у другого тот-то». Я говорю: «Саша, вы тащитесь от этого, оттого, что судьбы установили, ну и тащитесь. Я езжу в лес отдыхать, это у меня форма отдыха такая активная. Если я буду находить солдат, я, разумеется, вам сообщу всю информацию. Но вставать в ваши красные ряды у меня нет никакого желания. Оно попахивает какой-то неискренностью». — «Да не, — говорит, — вот тут нет никакой неискренности, тут все нормально!» — «Хорошо, ладно, я тебе все сообщил, спасибо, что и ты мне сообщил!»
Но этот случай посеял в моей душе сомнения. То есть, вместо того, чтобы ездить в лес отдыхать, буквально в апреле 86-го, мы поехали с женой, с ребятами, взяли немножко мяса, немножко хорошего вина — а тогда все вино было хорошее — и, копая окоп, я нахожу политрука Кондеусова. И вот оставить его на бруствере я уже не могу. То есть информация о том, что жены и все прочее, что ждут, сбило меня с нормальной жизни. Я упаковал кости, и мы его перезахоронили. Тогда не было никаких официальных захоронений. Мы его на краю дороги похоронили, поставили столбец — и на нем написали полностью все данные из медальона. Этот столб стоял вплоть до 2014 года. Тот же Саша Чупров в 2014 году говорит: «Слушай, я хочу обновить столб, там уже ничего не видно». — «Какой?» — «Да тот, где политрук Кондеусов лежит!» — «Опа! Саша, а он лежит там?» — «Ну, я могу посмотреть». — «Посмотри, пожалуйста!» Звонит: «Да, все нормально, каска и кости на месте». — «Хватит ему там лежать, давай его на Синявино, чтобы его там отпели, чтобы все по-людски!» — «Да, правильно, но столбик я все-таки восстановлю».