Смерти нет. Краткая история неофициального военного поиска в России

Но родился я гуманитарием. И, естественно, мне интересна была не только техническая часть — пулеметы и прочее. Я начал вести вахтенный журнал, куда записывал свои впечатления. В 71-м году я приехал на Невский пятачок, так как было озвучено, что там откроют памятник, рубежный камень. Я сел в автобус, взял фотоаппарат. Ах да, когда мне было девять и многочисленные родственники собрались на мой день рождения, я сказал им: «Чего вы принесли всякую ерунду, я хочу фотоаппарат!» «Смена» тогда стоила 7 рублей. Люди скинулись, я пошел в магазин, купил фотоаппарат... И, когда стали открывать рубежный камень, я примчался туда на автобусе, пофотографировал красавчиков из роты почетного караула в серо-стальных мундирах, с красными нагрудниками. Огромное количество было ветеранов: вдоль Шлиссельбургского тракта львовские автобусы в бесконечном количестве. Ветераны довольно молодые: сколько ему в 71-м году, если он 23-го года рождения? Это средний возраст ветеранов. Еще пятидесяти не было. Конечно, они поднакидались, песен поорали, отпраздновали установку памятника, загрузились в автобус и уехали. Вот тогда очень меня удивило, насколько они молодые, передовики, с большим количеством медалей... Почему при этом рядом черепа валяются, кости валяются? Это же их товарищи! Почему, делая памятник, они не сделали под ним могилу? Позже я объяснил себе это тем, что эти люди видели столько за свой боевой путь, что для них это стало как бы элементом пейзажа, это уже не были для них человеческие останки. Это история про то, как мы стали заниматься неформальным поиском. Термин «черные следопыты» с легкой руки Невзорова появился только вместе с его «600 секундами», которые, как обычно, были наполовину лживыми. Или на девяносто процентов... Пока не столкнешься сам с его методами работы, вроде кажется, что все красиво. Вот он родил этот термин — «черные следопыты». Мы будем правы, если назовем это время периодом неформального поиска.

А формальным он и не мог быть: был в то же время в Новгородской области такой Орлов, который, будучи путевым обходчиком, регулярно ходил в зону, скажем так, боев, где находки были на каждой кочке. Он высылал медальоны, разыскивал родственников, ведь женам же тогда еще и пятидесяти не было. Очень многие люди были заинтересованы в том, чтобы восстановить судьбы своих близких. И нас оттуда было не выгнать. Это был другой мир. Это было погружение. Мы находили медальоны, находили медали с номерами. Я все записывал в свой вахтенный журнал. И вот, если оглянуться назад, чтобы понять, когда же мы стали поисковиками, именно красными следопытами...

Хотя я не люблю это цветовой дифференциации штанов. Мне кажется, что люди, которые не вступили в какое-либо движение и копают неформально, но если при этом находят бойцов, приходят к нам, приносят их личные вещи, просят на себя взять оформление документов, они для меня такие же «красные». Просто не хотят сотрудничать с государством. Потому что, честно говоря, мы все ему не верим. Сегодня оно одной рукой дает, завтра оно другой рукой будет отнимать и карать. Поэтому как мы копали, так и будем копать. Нам спокойно. А поймать нас в лесу — да замучаются! И вот я уважаю эту позицию, я не считаю, что они порочные люди, нет. Просто их позиция такова: государству не верим.

В 75-м году, уже имея достаточно крупную коллекцию, где были всякие находки, и медали, и медальоны, на каникулах мы решили с моим приятелем, Егоровым Игорем, а у него уже был положительный опыт, а у меня отрицательный... Он пошел в свой военкомат — это по месту жительства — там оказался очень интересный офицер, он искренне заинтересовался, благодарность ему выписал, потом сообщил, что найдена дочка, медальон ей передан. И у них были изумительные отношения. Тогда я тоже понес медальон в военкомат Невский, где был прописан. Там тучный полковник с красным лицом, видимо, алкоголь отразился на его давлении и печени, начал на меня орать: «Кто разрешил, у нас непохороненных нет!» «Как, — говорю, — нет, если они с оружием в окопе лежат?» — «Сейчас пойдешь в милицию, там будешь рассказывать!»

В общем, я вылетел оттуда как пробка, и желание второй раз делать попытку сотрудничества с ними у меня отрезало напрочь. Мы с этим Егоровым Игорем пошли устраиваться на молокозавод, чтобы поработать летом, денег каких-то заработать. В отделе кадров, когда наши паспорта проверяли, я смотрю у работника — «Красная звезда», «Отвага». «Что, — говорит, — разбираешься в ленточках?» Я говорю: «Конечно, мы же копаем! Мы находили медали». Он заинтересовался: «Так, где вы копаете?» — «Ну, там-то, Мишкино, Тортолово, Гайтолово». — «Знакомые все места, я тоже там воевал. И что, много находок?» — «Да блин, вы не представляете! У меня столько медалей, просто мы не знаем, как установить, чья она по номеру. Есть медальоны, но мы не знаем, куда с ними идти». Тот говорит: «Так, ребят, все понятно. Давайте-ка заходите ко мне сегодня, я на Лиговке живу, обсудим это дело. И возьмите свои находки с собой».