Смерти нет. Краткая история неофициального военного поиска в России

Однажды я так прятал 477-й стрелковый полк, под Тихвином они воевали. В болоте стоял 3-й батальон, уже наступающий. Но эти позиции в болоте не видны, и про них знал только я, даже местные не знали. Но я, дурак, в разговоре с местным железнодорожным обходчиком ему проболтался про этот 3-й батальон. Потом у меня был очень нехороший случай, когда я на одном раскопе нашел обрубленные кости, то есть мародеры что-то делали с ними. И у меня были мысли с ними разобраться. Я их долго искал — и нашел. И из разговора с ними понял, что они знают про 3-й батальон: сказали местному, что они моя разведгруппа, и он их вывел на эти позиции. Я в шоке: думаю, что делать, как мужиков спасти? Ведь я не успеваю их поднять! Они приводят меня на то самое место, — мне все хуже и хуже, — разожгли костер, кругом лес, болото, и вдруг начинается ураган. Сосны раскачиваются и доносятся крики: «Ванька, Петька, вперед!» Я реально слышу эти голоса — и они тоже! И вдруг в костер падает сосна, взрыв искр, они все бросают и убегают на разъезд — мол, мы здесь не останемся. И я один остался, а через пять минут все стихло. Потом спрашивал их: «Вы туда не ходили?» — «Нет, мы на это место больше не пойдем». Сами солдаты их как-то отвадили, понимаешь? Но я там тоже, наверное, всех не собрал, 30 человек подняли. Какая-то незавершенность работы есть, не все удалось сделать, как хотели.

Мне кажется, девчонок больше в поиске, потому что они душевно более открытые, чем мужики, — пацаны более скованные, эмоции стараются в себе держать. Однажды мы работали в окружении, в котором офицеры погибли. Пять солдат и связной. По ним снарядом попало, может быть, из-за этого... Сложно было понять, из-за чего погибли. Они лежали все в корнях. И мои девчонки, восьмиклассницы, девятиклассницы: «Миленькие, подождите, сейчас мы вас поднимем, еще потерпите немного!» И они себе ногти ломают, рвут эти корни, все в слезах, — я был в шоке. Я думал, что я один такой, а девчонки вот так открылись, когда поднимали этих командиров 477-го стрелкового полка.

Мы старались с собой брать студентов, школьников. Тогда Караваев был командиром, я отвечал только за разведку и за разминирование местности. Когда мы в области уже начали звучать, особенно Виктор, нам стали отдавать трудных подростков. В милицию приходишь: «Вот, они ваши, забирайте», и Виктор начинает с ними общаться. Он в основном со школьниками занимался, с ними сложнее в какой-то степени. Они начинают разную фигню придумывать, чтобы никто не подумал, будто они трусы, и нужно их удерживать бросить гранату в костер, например. Старались обратить внимание, что граната взрывается через три секунды, вот как на НВП учили. У тебя есть четыре секунды, одна или две уже улетели, остается две, чтобы что-то предпринять. Поэтому, увидев гранату, кричишь: «Граната!», и место раскопа все должны экстренно покинуть. У нас даже были тренировки: «Граната!» — и все разбегаются. Потом приходит старший и смотрит, как с ней поступить. Этому нас ребята из Карелии научили на конференции.

Я был уверен, что запомню всех своих солдат. Выяснилось, что не всех. Смотрю протоколы и понимаю, что этого не помню, — а подпись-то моя. Раньше мы не оставляли себе акты захоронений, сдавали в военкомат. Обратились туда — у них они не сохранились. А ребята толком не помнят, где сколько солдат.

Раньше считалось, что это проблема только 2-й ударной армии и что их нужно только похоронить. А нужно увековечить, систему учета сделать. По документам процентов восемьдесят солдат были похоронены. Даже те солдаты, которые лежат непохороненные после боя, — по документам они похоронены. Наша задача — создать систему учета, грубо говоря, институт по увековечению памяти. Люди должны знать. Взять даже медальоны: не каждый поисковик по ним разыскивает родственников, зачастую их отдают, и другие уже ищут. Если создать некий массив документов по поисковой работе, с ним смогут работать и другие люди. Яркий пример: Илья Прокофьев у нас специализируется по летчикам. Грубо говоря, та информация, которую он собирал десять-двадцать лет назад с лесов и болот, сейчас начинает работать. Сейчас мы получаем фамилии летчиков, которые были подняты лет двадцать назад. Цели и задачи увековечения памяти только расширяются. Сейчас есть больше возможностей для этого. Например, почему не сделать систему, которая могла бы сверять ДНК солдат с родственниками? И это будет не просто наше мнение, что это солдат Иванов Иван Иванович лишь потому, что у него ложка с надписью «И. И. И.» Мало ли чья эта ложка! Если нормально все сделать, мы можем намного больше сведений о солдате вернуть семьям, не опираясь на медальоны.