Смерти нет. Краткая история неофициального военного поиска в России

В это же время мы ездили в Ошту. Там же памятники стоят, все так красиво. А мы поехали в разведку вдвоем: водитель и я. И он такой: всё, поехали, тут все нормально, все отлично! Я говорю: прекрати, давай еще посмотрим. И начинаем с бабушками, с дедушками разговаривать. А они: а вот здесь могилка, здесь солдатик лежит, здесь солдатик. Там за грибами ходила, видела. Здесь ветераны приезжали, рассказывали, что у этого дома была могила, и не могли найти. И так появилась куча информации, и оказалось, что не все так хорошо, как кажется. Это все 7-я отдельная армия — Ошта и Вытегорский район, и Тихвин. Там был такой период, когда двумя армиями командовал один генерал — Мерецков. Когда немцы рванули на Тихвин, они должны были второе кольцо сделать, пошли на Вытегру, но не получилось; должны были с финнами соединиться, и тогда бы для Питера очень плачевно все кончилось. Мерецков в этот же момент по просьбе Сталина командовал 7-й отдельной армией и 4-й отдельной армией, организовал оборону и потом отбил Тихвин.

Подъем у нас был такой, что хотелось голову свернуть этим поисковикам, и себе лично тоже. Потом начали обсуждать в своих кругах — ну, на конференциях встречаешься, — одни говорят: со мной археологи перестали здороваться, с другим ветераны перестали... Что-то не то... Давай попробуем археологически поднять — сможем, не сможем? Такая, своеобразная археология там. Нет квадратов, как у археологов... Первая попытка — Любанская экспедиция, 54-я армия в болоте... Сели в воронку: ребят, а можно же их поднять, разделить? И вот начали общаться: Сережка Котелевский, я в Тихвине. Но у меня там в основном песок, я их поднимал в песке, и подо Ржевом тоже. Понимаешь, не всегда мозги додумывали правильно: ну, подняли, а дальше что? А дальше у нас получался все равно какой-то смес. И вот потом уже, со временем, стали стараться делать индивидуальные гробы, на каждого — протокол эксгумации, не общий, а каждого описывали, акты захоронения: в этом гробу лежит такой-то солдат.

Сейчас до того доходят, что происходит эксгумация, родственники изымают останки и увозят на родину. Я против. Это не очень хорошо. Понимаешь, вот медальон лежит, ты на него наступил, и он укатился к другому солдату. Он же не стал от этого Ивановым Иваном Ивановичем? Он такой же молодой, такого же роста, останки примерно подходят... но это не он. А его повезли «на родину». А если перед боем я тебе свой медальон отдаю, мол, если что, моим сообщи? Тебе остался мой медальон, твой где-то потерялся — ты же не стал мной? А тебя на родину ко мне повезли. Вот если ты ДНК взял у них, и сошлось с родственниками, тогда вероятность 99,9 %. Ну, тогда, если хотите — ради бога, но, с другой стороны, они взяли солдатика, отвезли на родину, — насколько он там будет ухожен, насколько его память на родине будут чтить? Мы часто к своим дедушкам-бабушкам ходим на могилы? Кто памятник будет ставить, кто ухаживать будет? У нас сколько «афганцев» — где их могилы? Тут мемориал, он лежит на мемориале, и попробуй ты его свернуть. Одно дело уход за мемориалом, другое — за личной могилой.

Это не один я придумал, мы пришли к этому вместе: Фаиль Ибрагимов, Илья Прокофьев, — мы сидели вместе и обмозговывали все эти наши проблемы. Ситуация постоянно меняется: вот я раскладываю останки в гробы, мы тогда уже разделяли мужиков, а в гробы выкладывали скелеты. Ребята подходят и говорят: тебе не кажется, что фигня получается? Мы их столько делим, приносим в отдельных мешках, а в гробах смешиваем — давай не будем. Посидели, подумали, — а давай. Потом оказалось, что в Белоруссии их так же в пакетах кладут. Только по церковным традициям на покойном не должно быть узлов, поэтому мы с них снимаем пломбы, и они в гробу аккуратно в пакетах лежат. Как- то решили в церкви их хоронить, мол, там лишний раз за них молитву прочитают. Я-то думал, что останки положат на уважаемое место, мешки привез. «Все нормально?» — «Все нормально, перезахороним, заберем».

Я отправляю ребят на перезахоронение — они возвращаются с матом: «Мы этому ушлепку больше солдат не отдадим!» — «Что случилось?» — «А они останки держат там, где пристройка, они называют ее "собачник"». Я тоже приехал в бешенстве: «Отец Алексей, что за фигня, это же останки солдат». А он мне: «А ты в чем солдат-то хоронишь? В мусорных пакетах?» И я заткнулся. Мы с ребятами решили, что пакеты должны быть неподписанные, чистые, без рекламы. Они все равно получают свой номер, когда оформляется протокол эксгумации. Лучше, конечно, индивидуальный гроб, но по закону воинскими захоронениями занимаются местные органы власти, а не мы. Как бы ты им ни говорил, что нужны индивидуальные гробы, они делают большие, им проще купить братские гробы. И у нас начинается заваруха, потому что нам нужно, чтобы однополчане лежали вместе, найденные на одном раскопе лежали вместе и в один слой. И вот начинаешь эту геометрию в мозгах выстраивать.