Смерти нет. Краткая история неофициального военного поиска в России

В. Е.: Почему люди нас запоминали? У нас, по крайней мере в татарском поисковом движении, всегда был очень классный микроклимат. Мы могли пахать, но приходишь на бивак — это не просто поесть, там всегда культурная программа, люди поют, общаются, что-то рассказывают, стихи читают. Во многом и за этим идут, ценность этих вещей, когда отпахал, понимаешь. Люди вроде отпахали — упасть в палатку и уснуть, но нет, надо посидеть у костра, надо пообщаться... У нас романтика была в нашей поисковой жизни, это была составляющая нашей культуры, нашего духа. Некоторые шли даже не ради того, чтобы отдать свой долг погибшим, честно скажу — некоторых привлекало именно вот это общение, романтика и все такое, и ради этого они работали. За высокими словами тут прятаться не надо: можно лозунгами говорить и в белых штанах-кроссовках подъезжать к раскопу, и даже пальца не испачкать в этой грязи, а можно быть циником, скептиком, хохмить, многое всерьез не воспринимать, шарахаться от высоких фраз, — но человек приходит, лямку тянет, работает. Поисковая культура сама по себе — она такая же, как бардовская, как туристская, — очень своеобразная, и формирует людей очень интересных.

Я так скажу, мы были советские ребята по психологии — не совки, а советские ребята, у которых было все, и любовь к общечеловеческим ценностям, и прочее. Мы произошли от той культуры, поэтому старались нашим отцам и дедам какой-то долг вернуть, мы не могли мириться с тем, что они незахороненные лежат. А уже когда работали, формировалось все: общая идеология, настроение и прочее. У людей, которые сейчас занимаются, наверное, какие-то другие есть причины. Я и сегодня нахожу ребят духовных, вот мы снимаем фильм про мальчишек, которым шестнадцать-семнадцать лет, — абсолютно духовные ребята, может, наивные по-своему, но они хотят, чтобы справедливость на их глазах восторжествовала. Вот, кстати, поиском на тот момент мы четко доказали и себе, и окружающим, что добиться социальной справедливости на уровне отечественной истории — возможно! Даже пройдя через страшные вещи. Мы добились справедливости, мы доказали всему миру и власти тогдашней, что мы правы, что с нами надо считаться, что этим надо заниматься. Что закрыть глаза на нашу работу, на эту беду — не проблему, это беда была великая, всенародная, — невозможно. Соответственно, все оттуда и идет. Наивно это было, не наивно — какая разница? Мы в это верили, мы в это верим и до сих пор.

АНАТОЛИЙ СКОРЮКОВ

Некоторые считают, что мы первые поисковики, — на самом деле это не так. Были гораздо первее нас, просто мы о них, к сожалению, сами мало что знаем. Одни из первых — те люди, которые сразу же после боев находили, хоронили, брали какую-то информацию, документы, потом переписывались с родственниками, может быть, уже после войны, и сообщали о погибших. Есть такие люди в Долине смерти — Николай Орлов, например; в Керчи был человек, который при немцах начал хоронить наших солдат на своем участке. И весь свой участок сделал мемориалом. Сам там же и похоронен. Это вообще легендарная личность, а о нем мало кто знает, больше знают об Орлове. Такие люди были в каждом регионе, к сожалению, не везде их фамилии известны.

Есть такой фильм «Вдовы» — он о двух женщинах, которые ухаживали за братской могилой. Все знали, что они ухаживают, но никто им не помогал. Тут администрация вдруг решает сделать воинское захоронение в центральном сельсовете. Значит, берут эту могилу, с бабушками договариваются еле-еле, они против были, делают эксгумацию, никаких документов не находят и делают перезахоронение. Сделали, про бабок забыли, но теперь этим бабкам приходится дальше бежать до этой могилы, чтобы ухаживать. Как раз такие бабки и есть первые, скажем так, поисковики: первые люди, которые начали хоронить солдат.

У них были свои проблемы. Были такие бабушки, которые за грибами пошли, нашли солдата, похоронили — они ставили крестики по русской традиции. А тут особист приходит и говорит: на могилах советских солдат не должно быть крестов! И сносит эти кресты, ходит специально, говорят, чуть ли не на тракторе ездит и разравнивает эти площадки. В результате он уничтожил эти захоронения, но бабки их уже без крестика, по могильным холмикам находили. И вот таких могилок очень много до сих пор осталось. К сожалению, бабки ушли, а молодому поколению это не нужно было.

Первые мародеры были знаешь кто? Как раз дети войны. Я просто встречался с такими людьми — они сейчас уже в церковь пошли, раскаялись в своих грехах, видимо, в какой-то момент поняли, что натворили, и все дружно в церковь пошли отмаливать грехи. И они рассказывали: маразм доходил до того, что они, чтобы денег заработать, кости солдат сдавали на мыло.