Смерти нет. Краткая история неофициального военного поиска в России

М.Ч.: Нам просто крупно повезло, совпало: во-первых, перестройка началась. Если бы это было сегодня — я сильно сомневаюсь, что мы бы что-то смогли.

В. Е.: Десять лет назад я был на слете, на закрытии Вахты памяти в Ленинградской области, и там мне один из местных ребят — откуда-то из местной администрации — говорит: «Володя, а можно мы тебя назовем первым поисковиком Ленинградской области?» Я ему: «Да не вопрос, только одно определение добавьте — первый непосаженный поисковик». Потому что до нашего появления их либо сажали, либо щемили. Говорю: понимаете, вы разберитесь — до нас существовали люди. И в 60-е годы, и позже. Их не желали признавать просто. А с другой стороны, узколобость подхода в чем была: страна прошла такую войну, ну что она должна — не о живых думать разве, не о промышленности, а погибшими заниматься? Кстати, в районе населенных пунктов кого находили — хоронили. В том же Мясном Бору, нам Николай Иванович Орлов писал: иду, говорит, по лесу, навстречу школьники с коромыслами, на коромыслах висят лукошки. А лукошки набиты костями. А, не, это не Николай Иванович, это автор фильма «Комендант Долины смерти»...

М. Ч.: Смирнов?

В. Е.: Нет, не Смирнов, а оператор — Раненко. Говорит, идут школьники, принесли, где-то захоронили — в районе населенных пунктов что-то пытались сделать. Но та же Долина смерти — это же одни урочища, бывшие деревни, сгоревшие во время войны и потом не возродившиеся! И вот в лесах, в урочищах очень много погибших было. Или та же горловина у Мостков, где этот Непочатый край, — это место прорыва 2-й ударной армии было.

М. Ч.: Нет, ты вот просто фразу прочитай, это всесоюзная газета, самая многотиражная была. «Наверное, кто-то удивится — почему первый съезд? Разве не было до этого всевозможных слетов красных следопытов? На сей раз впервые собрались те, кто многие годы по своей инициативе занимался поиском забытых братских могил, возвращая имена тем, кто считался пропавшим. Слишком долго мы боялись об этом сказать, признаться самим себе в том, что такое кощунство существует в нашей стране. Не потому ли первый сбор состоялся лишь 43 года спустя после Победы?» То есть я тут открыто впервые это все сказал. Понимаешь, в чем дело — нам не разрешали даже 2-ю ударную упоминать. У меня вычеркивали из статьи упоминания 2-й ударной, центр вычеркивал. То есть это не принято было — в «Коммунисте Татарии» запрещены были даже упоминания этого.

В. Е.: Да в любой стране, где идеология превосходит здравый смысл и реальную аналитику, такое могло бы случиться. Возьмите Афганистан на конец девяностых — начало двухтысячных годов. Вернее, даже уже перед вводом войск американских туда. Вот генерал Дустум вышиб из узбекской части Афганистана талибов и взял несколько тысяч в плен. И, чтобы они снова в строй не встали, их расстреляли. Потом какая-то часть талибов проникла на ту территорию, у них появились поисковики и стали заниматься раскопками расстрелянных. В прессу что-то просочилось, но афишировать и раздувать на весь мир не стали, потому что Дустум — все-таки союзник коалиции. Вот вам идеологические соображения, правда уже тут неудобна. Любая бюрократия смотрит, насколько это выгодно и целесообразно; вот нашей было невыгодно признавать, тем более что отчитались на международном уровне, что нет такой проблемы.

М. Ч.: Время, когда поисковое движение поощрялось — материально, морально, — было до Черномырдина. Вот Черномырдин еще выделил последние деньги на это дело — я помню, столько же, сколько выделили на перенесение памятника расстрелянным евреям с Поклонной горы, спереди назад. Вот ровно столько же денег нам дали, по тем временам четыре миллиарда рублей. Когда Союз развалился, комсомол же перестал существовать, и был вопрос: разбегаемся мы по квартирам по своим или нет. Казахи, узбеки, белорусы, украинцы — в одну сторону, мы — в другую, потому что не было ничего, что бы нас объединяло. Союз поисковых отрядов был только российский.

В. Е.: Не, сначала он был советский, до 93-го года.

М. Ч.: И получилось, что финансирования никакого, руководства никакого, центра никакого. Нас девять человек, конечно, в правлении осталось, в том числе из девяти двое были из Казани. Вот тогда я при всех сказал: ребят, чем пытаться что-то там удержать, может быть, сделать самостоятельные, отдельные зоны? Отдельно — северная, отдельно — центральная, отдельно — южная. Я тогда прослыл раскольником, расколол единство. И у нас появились отдельные организации, которые, вместо того, чтобы вымереть, как мамонты, — они, как ящерки, уцелели, потому что стали финансироваться из местных, региональных источников.

В. Е.: Но все равно до 98-го года так или иначе собирались.

М. Ч.: Так я про что и говорю, потом мы уже собирались как СНГ. Но это уже было самофинансирование — кончились саперы, кончились ГТ-Т...

В. Е.: ...директив Генштаба не стало! Официально мы, поисковое движение, с 2010 года существуем. Хотя и в нулевые оно было, в Госдуме поисковиков принимали до 2010 года.