Смерти нет. Краткая история неофициального военного поиска в России

Они как — просто все это оцепили и бычков, как сказать, выпустили на дикий выгул. Весь Спас-Деменский район забил этот «Мираторг», все оккупировано. Не просто огорожено — ездят на уазиках, все проверяют. Местные говорят, что это такая сила, у них каждый бычок чипованный, не дай бог своруют — везде разъезжают, ловят. Как они так могли? Мы там самолет искали, ходили по краю водоема — все равно подъехал, говорит: «Вы не имеет права». Как так? Скандалить не хочется. Ходил в администрацию, говорил, что мешают работать, отвечают: «А что мы можем сделать? Ты знаешь, чей этот "Мираторг"? Медведева!» Я говорю: «Ну как же так, они же пасутся на боевых позициях, мы же можем просто проверить и закопать потом. Им же лучше, мы местность уберем от железа». Отвечают: «С ними не договоришься». Ну и да ладно, еще места хватает. Да и возраст уже пришел, наверное. Все скоро. Не знаю, в этом году еще, надеюсь, успею. Приезжай, побываешь на высоте, посмотришь, как ее изуродовали. Боже мой... Военно-историческое мемориальное общество. Все могилы сровняло под плитку нафиг. Поставили какой- то памятник ополченца типовой, хотя там воевали автоматчики, молодые пацаны. А у них проект — все сровнять и написать «Никто не забыт, ничто не забыто». Вот именно, что никто не забыт. И дяденька с винтовкой, ополченец, которому памятник надо ставить в Наре, — это здесь были старики да ополченцы, все дивизии такие: 110-я, 4-е ДНО, 113-я, 5-е ДНО — дивизии народного ополчения, туда шли одни старики. А тут по подъему смотришь даже — все молодые. Она и звалась-то, высота, Комсомольской — одни комсомольцы в основном. Но вот так удобней.

Манит лес, конечно. К весне те ребята, которые по-настоящему этим занимаются: Ваня, Витя Матин, Вася — они уже все: карты, карты, карты. А я говорю: «Какие карты? Вон мои карты, заключение: рак легкого». Лечиться средства нужны, а мне еще на поход надо деньги собирать. Еще и выставку афганцам обещал, надо сделать успеть, все оформить.

Самая главная моя заслуга — что люди лежат в братской могиле и не гниют, и не топчут их. Это в Московской области нам не дают: часть зенитчиков тогда мы достали, а часть пошла под коттеджи. Не дали. Пришли — а уже залит фундамент.

Каждый поиск — он по-своему разный, каждый раз все по- другому, хотя на одну и ту же высоту приходишь. Встречаешь других людей, выкапываешь в совсем неожиданном месте — хотя бы взять эту историю про штурмовиков. В первый раз выкопали прямо за старым памятником — Серега надыбал — противотанковый ров сзади памятника, всего лишь шестьдесят метров от него. Была самая сухая погода, было лето сильно сухое. Прыгнули в ров — в первый раз проскочили, потому что уже рука набита. Если раз, чего-нибудь зацепил — сразу понимаешь по сигналу, что там. И сигнал такой, что там по-любому «кучерявый» (это у катюшиного реактивного снаряда такая труба, как лиана, — это двигатель, где был порох, который двигал ракету, а в момент взрыва эта штука разрывалась). Мы в таких местах даже и не разрывали, это 320 калибр, если такая штука долбанула, представляешь — не будет ничего. Несколько раз прошли, а в конце

Воробей все же копнул. А там панцирь идет, нагрудник, НС-42 называется — нагрудник стальной 42-го года выпуска. И под ним боец в полном сборе. Может, видел — мы в Казань отвозили его. Пробит насквозь этот панцирь, при нем телефонный аппарат, запасная катушка связи, пустая катушка связи. Весь. И самое интересное: нашли при нем орден, я говорю: «Там, наверное, человек с винтовкой, это орден Красной Звезды». Отвечают: «Нету». А, оказалось, он у него затерся — терся об этот панцирь. Мгновенно мне знакомый пробил, что это Кузьмин, с Татарстана. Мы его не стали со всеми хоронить, убрали в отдельную времяночку[38]. Ездили потом в Казань. Татары, честно сказать, молодцы, мы так были рады. Там его захоронили. А потом начали пробивать: официально потери панцирников там, в Гнездилово — всего два человека. Остальное — раненые, то да се. Чему я не верил: был уверен, что скрывают.