Смерти нет. Краткая история неофициального военного поиска в России

Оказывается, уже в то время было такое, когда под Ельней были бои в 41-м году. Потом начинают выяснять потери. Немцы там хитро сделали: они одну траншею полностью забили погибшими и засыпали. То они кладбища оставляли, только равняли, кресты ломали, чтобы было не сосчитать, а тут вдруг стало мало кладбищ. Хотя удар был неожиданный — должны быть потери. И когда начали разбираться, оп — траншея. Пленных немецких взяли, они разрыли, а там батальон лежит немецкий. Чтобы скрыть потери, да и не успевали хоронить. Но свои кладбища они сровняли, чтобы над ними не издевались. Я до сих пор... Короче говоря, едешь по Варшавке, там будет Шаховская, если знаешь такое, в середке. Ты, наверное, не обращаешь внимания: там такой овражек, куда все с трассы спускаются, воду пьют. Внизу бьет родник хороший. Мы там как-то пошли, разговорились с местным парнем. Я же всю дорогу как увижу местного: «Привет». — «Привет». — «Я поисковик. От войны чего осталось? Как у вас?» Он говорит: «Ты знаешь, вот этот овраг полный касок немецких». Я говорю: «Опа!» Склады там не могут быть. Значит, атака какая-нибудь: прорывались, и их накрыли. После того как были в Гнездилово два дня, сунулись туда. Наверное, штук 17-18 касок там нашли. Это факт, что здесь был бой, но ни котелков нет, ни ремней, ни гильз, ни снарядов и осколков. А поехали выше в деревню опрос там делать: оказывается, там было немецкое кладбище и чуть ли не до 44-го года стояли кресты, на них каски висели. И все ездили мимо. А тут тоже комиссия какая-то поехала и увидела: «Бля, да вы что, охуели?» И снесли, просто в овраг сдвинули, с касками, со всем. После ребятам сказал серпуховским — они начали там бить. Столько там всего откопали.

Если у наших даже не зазорно было взять мундштук, котелок с погибшего, веревочку, зажигалочку. Только патроны и гранаты никогда не брали, потому что и так выдадут, а тут самому таскать. А так был даже приказ, что нужно валенки снимать. У меня вон стишок записан:

Ты меня не жалей, не жалей,
Не ранен я, а убит,
Валенки с меня снимай поскорей,
Тебе воевать предстоит.[40]

Всё снимали. А у них и образки, и лопатники, и зажигалки — все на месте. Поэтому у немцев там много всего интересно можно найти. Я сам в завале, в блиндаже, офицера нашел, с погонами, лопатник его достаю (я же тебе рассказывал эту историю, нет?), я раз — там документы и баночка Gummischutz — «резиновая защита», презервативы. Я еще жене своей протягиваю, говорю: «Ир, погляди, какая-то баночка, чего там?» Открывает: «Да что ты подкладываешь, у тебя юмор всякий...» Говорю: «Да не подкладываю я, им правда давали! Да выкинь ты это портмоне, засыплем прям здесь. Слава богу, наших рядом нет. А этот-то дошел до Москвы». А она дальше посмотрела: там железный крест — видимо, не носил, таскал так с собой, и, самое главное, монеты. Монет, наверное, было, сколько не помню, точно четное число, примерно двадцать восемь, то есть он прошел четырнадцать стран и отовсюду взял по две монетки. А у меня друг монеты собирал, я ему принес, Говорю: «Гляди, как интересно, немец наш был нумизмат». Даже наши, советские — ты, наверное, не помнишь такие полтинники: 21-го и 24-го года, серебряные 24-го года — молотобоец, а на 21-го года — звезда большая. И в каждом по девять грамм серебра. Отдал знакомому, говорю: «Мне с погибших ничего не надо».

Дошел же этот немец, попал в этот блиндаж, где его засыпало... Мы еще хотели всё жетон найти, но его не было. Их торопило, наверное, когда долбануло, взяли, сорвали целиком. Положено- то как у немцев: медальон ломают, и половинку — в штаб, а половинку — оставить при убитом и присыпать. Чтобы можно было, если что, забрать. И даже у ребят, которые то кладбище копали, про которое рассказывал. Оно было переходное. Я сам удивился, я еще такого не знал. Варшавка рядом проходит, и вот если начинают могилы рыть и находят бутылку, а в бутылке лежит бумажка (мне давали) — до сих пор читается, там два одинаковых слова: gestorben и geboren, умер и родился, и место, где умер и где родился. Это сделано, потому что они их захоронили и надеялись, что потом будут эти кладбища в Германию переносить.

Я тебе рассказывал, как рядом с Кавказом мины саперы долбанули в яме. Шаховская же там не так далеко. Как-то мне Саня Черненко такую бумажку приносит, говорит: «Гляди». А я читаю: родился, допустим, в 22-м году в Пилау, погиб в 42-м — Кавказ. Я говорю: «Саня, ты чего, ты по горам, что ль, лазаешь?» Он отвечает: «Нет!» А я же тоже не дурак, я любил до истины доходить. «Где взял?» — «Да вон, в Шаховской, где ты про каски рассказывал в овраге». Говорю: «Что ты, дурак, что ль, это же на Варшавке!» А южнее же деревня Кавказ есть, там его и убило.