Оставили ему два трактора и сарай, чтобы мог немного. Все остальное исчезло у него — я так понял, чтобы смог он откупиться. Я думаю: «Вот, блин, это тебе за танк тот!» Я не вру, это все знаю, было и по телевизору даже. Так он попал. Или Паша, или Федор — я сейчас уже путаю, потому там появился второй такой же «металльщик». Второго тоже бог наказал: он нашел самолет, останки припрятал, а металл сдавал. И как-то все же дошло это до остальных, поисковики на него нажали, и он показал, где останки. Как только показал, где останки, сразу приехали за ним: «Ты мародер». Если бы останки он не тронул, был бы пустой самолет — еще, может, ничего бы и не было. В общем, у него статья была не как у этого, первого, — 222-я, хранение взрывчатых, а у него была за «мародерство и осквернение».
А в другом месте полбашни я нашел. Вообще не ожидал, как «металльщики» эти работают. Само Гнездилово — сквозь него проходишь и вправо на высоту обычно идешь, а то мы с Немцем[49]
пошли другие места искать, влево от высоты. Там была не 10-я гвардейская, а другая армия уже. Ну, короче, маленькая ямка. Начинаем раскапывать: башня танковая, ее половинка, ровно отколота. Маски нету со стволом: улетела или выдернули. Самое интересное, мы когда раскапывали — она сверху совсем тоненькая была. Если танки и атаковали сверху, то самолеты, только маленькими бомбами. А снаряд никогда так не попадет. А вбок сильно толще, и чем ниже — тем толще. Сколько весит? Может, восемьсот килограмм. Ленчику местному позвонили, сказали, что мы нашли броню, если хотите — забирайте на металл. «Жди нас в деревне!» Я вышел — уазик приезжает с прицепом и эти вдвоем — Ленчик, Дима: «Где, Донатыч?» Я говорю: «Там. Я тебе по джипиэс могу точно показать». Там стрелка по прямой показывает, куда идти, от одной точки до другой.Сели в машину, выехали в поле. А поля там все, сам знаешь, перепаханные после войны, и березы вырасти успели, да так часто — даже человек не пройдет. И эти ради брони так и поехали по этой стрелке в навигаторе, напрямую. Я им говорю: «Вы чего творите, сейчас поле кончится, там такие деревья будут!» — «Не ссы, Донатыч». Короче, приехали, я им показал. Они посовещались, говорят, мол, херня делов. Я изумился: «Как?» Потом смотрю: зацепляют трос, закидывают его рядом за дерево, вытаскивают барабанную лебедку и начинают лебедкой тянуть. Я очумел. Они вытащили, подвесили этот кусок башни. Потом один на спуске стоял, нажимал защелку. Раскачали башню и опустили в яму, на ровное место. Затем Ленчик натянул цепи, с их помощью приподняли башню, подогнали прицеп и в него опустили. Говорят: «Сколько мы вам должны?» — а мы в шоке. Они сели и поехали в это же время опять, как ехали по джипиэске, через поле. Смотрим только — давят-валят. Они уже на этом металле живут. Они мне говорят: «Если весит больше ста пятидесяти килограмм — звони». Где-то двенадцать рублей килограмм стоит — умножай. Если даже там восемьсот килограмм — а для них тогда самая большая зарплата была восемь тысяч.
Вообще хорошо в лесу побыть, если честно. Но просто туда приезжать, есть, пить и спать — скучно. А здесь задача стоит — отыскать, найти. Причем я-то больной, старый, я лежу долго, а у нас уже, слышу, суматоха: время пять утра, а Витя собирается. Ему жалко каждый час, он места такие жирные раньше не видел, все в Подмосковье, под Нарой. Первый убегает — еще нет ни завтрака, ничего. Он наливает себе воды, хлеба — и уходит. Второй уже Ваня — он хозяйственный, рубит дрова для всех. Засуетилось. Говорят: «Донатыч, ну как ты?» Я говорю: «Да сейчас встану». — «Чего нам делать?» Вот это последняя траншея за высотой. Ты знаешь, как они за высоту держались. Потому что понимали, что с ее падением они будут катиться за Дёмино. Говорю: «Вот и давайте ее шерстить, попробуйте. Там же спасские собирали верхушки, а вы не ленитесь залезть поглубже». Уходят они, а я сижу. Потом нет, думаю, надо идти. Идешь-идешь. Глядишь — орут, нашли уже наших. И сразу уже бежишь, на карачках. И, в основном, безымянные, конечно. Там только по наградам определяли. Человек 8-10 всего так было. Ну и медальоны иногда... В 42-м году их отменили приказом, вместо них — красноармейские книжки, а они вообще не сохраняются. А котелки или ложки именные — это косвенные улики. Он мог брать у кого-то, если вдруг не хватало или потерял. Самое надежное — награда или медальон...
Что со мной будет дальше? Я в Обнинск поеду, сейчас мне жидкость вольют.