Смерти нет. Краткая история неофициального военного поиска в России

А. К.: Ему было лет одиннадцать, наверное, двенадцать. Девочка жила за оврагом, по дороге к Москве, в деревне, и надо было ее через этот мост, через овраг перевести. А он перед мостом ее оставил, сказал: «Дальше одна иди», — и пошел домой. Когда мы об этом узнали — решили, что ребенка надо воспитывать. И дали ему задание. Они с Лишиным пошли к кладбищу: Коля должен был с кладбища чего-то там принести. Он принес, но оказалось, что это... Сирень принес, которая росла у ограды вдоль кладбища. Лишин сказал: «Не-е-ет!» Довел его до входа и запустил на кладбище. Это все среди ночи было, часов в двенадцать. Принес что-то с могилы, цветочек какой-то. Вот так вот. А еще было такое — в лес загнать. Нужно было сюда посветить фонариком оттуда, что зашел глубоко. Статья была у нас — «Ответственность. Доверие. Риск». Без рискованного действия не воспитаешь, риск всегда должен быть. Только такой риск, не дурацкий.

А коммунарство уже нам помогло создавать коллективы такие. Забота о людях — главное. Забота друг о друге и об окружающих. И дружба поколений. Там не важно, взрослый или вот такой малек, — всех выслушивают, все обсуждается. А от этого уже — к психологии, концепция какая-то пришла...

Мы спрашивали как раз наших «дозоровцев» часто, когда анкетировали, что именно запомнилось им.

Т. С.: А с 7-й Бауманской дивизией народного ополчения была совершенно удивительная вещь. Мы тогда еще общались с ветеранами, пытались выяснить место, где бауманцы в течение трех суток удерживали Минское шоссе. Чем и задержали немного наступление немцев, потому что немцы тогда еще не обходили, а разбирались с группировками такими на дорогах. И вот в том месте, которое обнаружили (на самом деле бои были ближе к Вязьме), поставив перед фактом местные власти, установили солдатскую пирамидку. Тогда же, когда хоронили Неизвестного солдата у Кремлевской стены, студенты-бауманцы и вот эта трудная шпана хоронили шофера Витю.

А. К.: Почему он шофер Витя: наши ребята встретили в Вязьме машиниста, который сказал, что он жил во время войны неподалеку, в Чепчугово[53], ночью был бой, наши прорвались через штаб немецкий (все по-разному отходили тогда: кто рядом, кто прямо через немцев), этот штаб разгромили и ушли. А утром рассказчик с матерью пошел за водой, и они увидели, что между речкой и школой убитый лежит. Мать, видимо, документы солдата взяла, потому что позже называла его шофером Витей из Москвы. Машинист показал, где он лежит. Это и был наш первый захороненный.

Т. С.: У этой 7-й дивизии, из-за того что они в окружение попали, ни документов, ни знамени, ничего не было. Поэтому по законам того времени им никакой памятник в принципе не был положен. Мы просто власти предупредили, местные жители собрались и установили пирамидку. А получилось так, что с тех пор бауманцы много лет туда ездили на специальном автобусе 9 мая: они считали, что это их место. Сейчас там стоит огромный монумент, с 80-х годов. О шофере Вите на нем ни слова.

А. К.: А сейчас уже и могилу его не найти, не знаю, что с ней. Мы-то хотели как: чтобы был и шофер Витя, и войска Бауманской дивизии. Чтобы вот так ступеньками было. Но про Витю забыли.

Расскажу про Олега. Его родители восстанавливали Днепрогэс. Отца отозвали с фронта, они оба были гидроинженеры — и мать, и отец. Это война еще шла тогда, когда их отозвали туда. Олег там украинский язык учил и шлялся с пацанами по всем этим колючим проволокам, окопам, мертвым, оставшимся висеть на этой проволоке. То есть детство было вот такое, как у многих наших подмосковных сверстников. Потом был Мурманск. Родители с голодухи загибались тогда, уехали с Днепрогэса, завербовались на Север. Где река Кола впадает в Баренцево море, стоит электростанция, которая всю войну обслуживала Мурманск, немцам не удалось ее разбомбить. Ну и там у Олега были те же пересечения с военными делами, там было у него краеведение, когда в школе учился. А потом очень ярко было то, что однажды уехал он на картошку, а после приехал на побывку в Москву. Осенью, из института своего. Приехал, значит, — вот такие у него глаза, говорит: «Где здесь "Волоколамское шоссе" Бека?»[54] Говорит: «Я, видимо, попал в эти самые места». И сразу, через книжку, появился интерес ко всему этому.