Смерти нет. Краткая история неофициального военного поиска в России

Двадцать шестого декабря хоронили, в день освобождения Наро-Фоминска. А билет мы ей обратный в Новосибирск взяли, ездили в Москву, на 31-е декабря, не было уже билетов, все же на праздники уезжают. В общем, после того как захоронили, она мне звонит и говорит, что после мероприятий всех этих пришел к ней портье и говорит, мол, выселяйтесь с номера. Захоронение прошло — и все. И они опять ко мне. Говорят: «Да, неспроста ты с ними всеми воюешь».

Вот я перебираю сейчас с тобой фотографии: я нормально поработал, я рад. Сколько родственников, нашел, обрадовал — этого никогда не забудешь. Они же часто у меня жили. Смотри, кружка какая была. Видишь, звезда вырезана, написана фамилия — Акимов. А самое главное, что он точно не любил советскую власть — или штрафник, или судимый. Я уверен. Видишь, в звезде серп и молот перевернут вверх ногами. Его, кстати, расстреляли, я так понял. Представляешь, блиндаж — нам местные сказали, что вот тут вот немцы захватили несколько человек, куда-то увели и расстреляли. Мы начали рыть: нашли винтовку, кружку, противогаз. То есть раздели их перед расстрелом и увели. А расстреляли в другом месте. Я родственницу этого Акимова даже нашел, кружку она, правда, почему-то не взяла. Я ее на Поклонку[13] отдал.

Однажды копали прям в деревне брошенной, там жителей не осталось уже почти. Такую я там бабулю встретил... Короче, деревня Каменка прямо за высотой, то есть оккупировано было все немцами. А в Спас-Деменском районе очень сильно было развито партизанское движение. Они сам Спас несколько раз освобождали и Ельню. В общем, встретил я эту женщину: она нам молока вынесла, говорит, святым делом занимаетесь, у меня сын тоже занимался, самолет откапывал (показала даже, где откапывал), потом простудился и умер.

Отдала мне документы на самолет, я после выяснял. А я поглядел — очень бедно она живет. Я говорю, мол, как же так? Она говорит: «У меня ни пенсии, ничего». Я удивился, и она мне рассказала. Война, партизанский край. Приходят к ней — тук-тук, мы здесь партизаним, сколько у тебя едоков? Она говорит: «Ну, вот трое детей, я, а муж неизвестно где, ушел, на фронте или как чего». Они отвечают: «А нам говорили, он сбежал, видели». Она говорит: «Не знаю». В общем, на пять человек оброк в партизанский отряд ей назначили: пять яиц, хлеба сколько-то чтобы клала. «А мы будем забирать, мы — советская власть!» Хер ли ей делать, начала класть.

А голод, трое детей. Устроилась, чтоб с голоду не сдохнуть, в школе мыть полы. А там штаб был у немцев. Позже освобождают район — и эти же партизаны приходят и говорят, мол, вот эта женщина работала на немцев, мыла полы в штабе, сотрудничала. И ей дают пятак. Какая там пенсия, как пришла обратно — ни на одну работу не брали. И где тут правда? Как быть?

Вот Фетисов — да, он чего-то недопонимает, но ведь поднимает все эти боевые донесения, это, представляешь, какая работа. Как найти среди всего этого хаоса нужную информацию, обработать ее и напечатать — огромная работа. И он сам ездил лично, все это делал. Понятно, средства у него были, но все равно. Я сам четыре года проработал в архиве — это, я тебе скажу, тяжелый труд.

Во-первых, вначале вообще ничего не понятно, когда тебе все эти бумажки приносят, пленки. То данные перепутаны, то на руках половина документов. Или вот, выписывал в архиве все потери. А сведения, порочащие честь советского офицера, нельзя даже выписывать — их у тебя вычеркивают. Проверяют тетрадь и черным маркером... Пишу я, например: «Лейтенант Иванов поднял роту днем, налетел "Хейнкель", разбомбил — 72 человека погибло». Списки потерь уточняются, где-то, значит, они в этом районе лежат. Проверяющий эти данные пропускает.

Дальше пишу: «Рядовой Самохин чистил автомат и прострелил себе ногу». Проверяющий возмущается: «Ты что делаешь, ты для кого это пишешь? Что у нас солдаты таким занимались? А прочитает кто-нибудь родной, что он такое делал?» И вычеркивает черным. Вот и пойми. Тут вот офицера этого судить надо: какого черта он днем по дороге повел — семьдесят человек сразу потеряли. Но это считается за боевые потери. А при этом второй — обязательно самострел: да он просто не знает, что такое ППШ[14], ты прикладом стукни — и очередь вверх пойдет, свободный затвор. Ну, прострелил ногу — отчего ж об этом не писать? Всяко может быть...

У нас оборона Наро-Фоминска проходила по реке Наре. Вот Витя у нас недавно нашел там у реки медальон. Расшифровали его, нашли родственников — числился без вести пропавшим. Я и говорю: «Пойдем Витя, пошарим, ты медальон нашел, а он, может, где-то там лежит сам».