И вот сейчас, сидя в кругу с другими атаманами, он думал о своём побратиме, рассеянно наблюдая за происходящим. Он знал эту круговую поруку казаков и знал вперёд, чем всё это закончится. Да, ему не нравилось, что круг оправдает нашаливших казаков только из-за того, что они свои. Но он никогда бы не решился выступить против круга, хотя мысленно был не согласен с его решением и с тем, как вершится всё на кругу. И он бы наказал, и сурово, вот этих казаков, если бы это было в его власти… «Таким не место в казаках», – думал он и знал, что если бы он сказал это открыто, то скорее выгнали бы из таборов его, но не вот тех, баловней…
– Казаки-и! – завопил казак с крупным, как у петуха, кадыком. – На майдане правду скажите!.. По-нашему, по-казацки!..
Когда он кричал, то кадык у него перекатывался вниз-вверх. Этого казака, с кадыком, выбрали себе новым атаманом казаки станицы Беспутки, вместо попа-расстриги, когда тот погиб два месяца назад на приступе одной из башен Белого города.
Бурба, в общем-то терпимый, не переносил вот этого, с кадыком…
Поднялся со своего места Ванька Белоголов, мужик степенный, распрямляя затёкшую спину.
– Казаки, – обратился он к кругу проникновенным голосом, как старший, опытный товарищ. – Это дело нельзя оставлять так… Ведь и потопить могут! Когда рядом не окажется наших!
Круг ответил на это взрывом злых криков. Волной по нему прошлась брань в адрес земцев.
– Ляпунов, Ляпунов затеял это!.. Тащите его сюда!..
– Самого посадим в воду!
– На ворота его! Повесить!..
Несколько нетерпеливых, скорых на расправу, откололись от общей массы казаков и направились к выходу из табора, чтобы седлать коней и ехать к Ляпунову в стан для расправы с ним.
Этот день в таборах завершился спокойно, без крови.
Среди казаков, в таборах, были и сторонники Ляпунова. И они донесли ему обо всём. На следующий день Ляпунов отказался от своего командования над земцами и, сообщив об этом решении Трубецкому и Заруцкому, собрался и уехал со своими дворовыми холопами из стана под Москвой.
– Ляпунов уехал! – разнеслась тотчас же весть по станам.
Стало известно, что он собрался к себе в Рязань, поскольку здесь ему казаки угрожают расправой.
О том, что Прошка побежал от Москвы, Заруцкому сообщил Бурба.
– Это же он, сволочь, приговор сочинил! – зло ухмыльнулся Заруцкий. – Тот самый! Совет всей земли! – язвительно протянул он. – Собрал своих дворян и детей боярских из разных городов. И говорит: вот совет всей земли!.. Каково-о! – возмутился он. – И приговорили… А тот приговор дьяки три дня писали! Столько накатали! Мать их…!
Он собрался, сел на коня и поехал в стан Трубецкого. Там он переговорил с князем Дмитрием. Трубецкой поддержал его, что Ляпунов поступил нечестно, согласился и с тем, чтобы Ляпунов вернулся, объяснил на круге, почему пометал казаков Заруцкого в воду.
– Иван, не кипятись! – стал успокаивать его Трубецкой. – Казаки пошумят и разойдутся! Снова будут службу служить!.. По-старому…
Вслед за Ляпуновым бросились городовые воеводы из ополчения, его сторонники. У Симонова монастыря они нагнали его. Ляпунов выслушал их, их доводы, хмуро глядя на них.
– Прокопий Петрович, пропадём без тебя! – прямо заявил ему Измайлов. – Ты же видишь, что вытворяет казачья…! – выругался он.
Его поддержал Иван Пушкин: мол, дело всей земли на тебе только и держится. Он явно преувеличил, зная слабость Ляпунова.
Чтобы уломать Ляпунова, надо было просто польстить ему. И дворяне, близкие к Трубецкому, знали это.
Ляпунов улыбнулся, приказал своим дворовым холопам: «Ладно, поехали назад!»
Он был человеком ответственным, считал себя таким. И этой линии придерживался, несмотря ни на что.
Все вскочили на коней, окружили Ляпунова плотной группой охраны и двинулись обратной дорогой в сторону Яузы, к стану земского ополчения.
Когда стало известно о возвращении Ляпунова назад в свой стан, то в таборах казаков собрался большой круг.
Атаманы послали за Ляпуновым. Его требовали к ответу… И кто? Казаки! Их атаманы!.. В стан Ляпунова от круга пришли дети боярские: Сильвестр Толстой и Юрий Потёмкин.
– Прокопий Петрович, круг вызывает тебя для дела! – заявил Потёмкин.
Он кратко изложил ему, для чего его вызывают. Сообщил также, что Трубецкой и круг гарантируют ему безопасность. Поэтому пускай не обращает внимания на угрозы, которые слышались в последнее время в его адрес.
– Ну, погорячились казаки, – стал оправдывать казаков Толстой. – И всё из-за тех, которых ты хотел посадить в воду! – ткнул он пальцем в сторону Ивана Плещеева.
Они чуть было не подрались тут же, в палатке у Ляпунова.
– Тихо! – успокоил их Ляпунов.
Он понял, что гонцы Толстой и Потёмкин предъявили ему ультиматум круга.
– Прокопий Петрович, не ходи туда! – стал уговаривать его Плещеев.
Его поддержал и Василий Измайлов, запаниковал: «Посекут ведь, посекут!..»
Ляпунов меланхолично почесал свою рыжую бородёнку, с маской раздумий на лице, глядя на своих ближних советчиков.
– Бог не выдаст – свинья не съест… Пошли! – сказал он, как всегда, решительно, когда принимал решение.