Сначала Россия, потом Тибет

Деревенская улица была освещена, и слон, решив, что путешествие закончилось, повернул к воротам монастыря. Погонщик думал иначе, ведь до гостиницы было довольно далеко, а пассажирам идти пешком не хотелось. Подняв похожее на багор оружие, погонщик ударил животное по голове, чтобы отвлечь. Результат оказался неожиданным. Слон, откровенно говоря, возмутился таким обращением. Развернувшись на двух огромных ногах, как танцовщик балета, он выскочил на улицу и помчался бешеным галопом. Из-за угла вывернулась повозка. Они с грохотом столкнулись. Что сталось с повозкой, я так и не узнал, потому что тоже скакал галопом, боясь пропустить самое интересное. Животное мчалось вверх по склону, а пассажиры подпрыгивали на коврике, как теннисные мячи в корзине. Во дворе гостиницы он вильнул, как мотогонщик, подскочил к веранде и внезапно остановился. Услышав шум, в дверях с фонарем появился сторож. Слон же, в последнем порыве мести, крушил всё, будто разбушевавшаяся стихия. На землю обрушилась буря. Секунды превратились в минуту: буря не стихала. Внезапно, перекрывая шум, раздался отчаянный крик. Сторож был в ярости. Его сад исчезал на глазах. Вырванные с корнем неумолимым потоком, драгоценные цветы пропадали в ночи. Когда буря утихла, на месте уютных клумб осталась лишь вспаханная яма. Довольный слон наконец собрался с силами, отпустил пассажиров и степенно зашагал прочь. Сторож при виде катастрофы лишился дара речи, с поднятыми руками призывая проклятия небес.

Следующий день мы провели спокойно. Я, сидя под смоковницей, рисовал храм. Когда рисунок был готов, Джигмед отметил, что он почти так же хорош, как фотография. Тибетцы большую часть дня были заняты в храме. В трудах паломничества им помогал подобранный на станции лама, который приготовил и зажег для них не менее тысячи лампад.

Мэри меня просто очаровала. Она заботилась о том, чтобы мы ни в чем не испытывали неудобства. В ее движениях, какими бы обыденными они ни были, чувствовалась грация, воспитание и властность. Ее характер сформировался под влиянием местных традиций. За едой она с непринужденным уважением рассказывала о жизни в Лхасе, с каким дочь герцога могла бы говорить о Лондоне.

По ее словам, приемный отец теперь считается в управлении страной одним из четырех великих министров, шапе, следующих по значимости за Далай-ламой. По торжественным случаям отец носит мантию, которая так густо расшита золотом, что держится сама по себе, и одевают его два слуги. Мантия стоит 750 фунтов стерлингов, а еще столько же — зимняя шапка, сшитая из меха черной лисы. Однако недавно он приобрел мех в Америке по более разумной цене. Фактически он совершил бартер с американцами. В обмен на диковинки они присылают ему цветочные семена. В Лхасе у него большой цветочный сад и огород, где растут львиный зев и турецкая гвоздика.

В прежние времена отец был главнокомандующим, сопровождал Далай-ламу в Китай в 1904 году и спас ему жизнь, как уже упоминалось, в 1910 году. Как хороший солдат, он проникся западными идеями и в конечном итоге поднял тибетскую армию до достойного уровня боеспособности. Однако во время поездки по Индии в 1925 году Далай-лама прислушался к другим советам, и, когда главнокомандующий прибыл в Гьянгдзе на обратном пути в Лхасу, он узнал, что офицеров разжаловали и все его усилия сведены на нет. Должность главнокомандующего упразднили, и он стал министром. Он не возражал: работы стало меньше, и ему нравилось сидеть дома и развлекаться. Вероятно, монахи его не любят, зато простые люди обожают за доброжелательность.

Мэри добавила, что от старшего брата ждать хорошей карьеры не приходилось. За два года он проиграл в азартные игры тысячу фунтов стерлингов, заложил драгоценности жены и даже незаконно присвоил государственные средства, со службы его уволили. Надеждой семьи оставался серьезный младший брат[459], который учился в школе государственного управления, готовясь к административной работе. Далай-лама его хвалил и иногда даже посылал за ним. Когда Джигмед и Мэри вернутся в Тибет, то остановятся на месяц в Гьянгдзе, а затем всей семьей отправятся в Лхасу на новогодние праздники. Каждому из министров по этому случаю поручено устроить развлечение, что у ее отца всегда получается лучше всех. Далай-лама будет раздавать призы. Будет много вечеринок, и хорошо бы запастись электрическими фонариками, поскольку улицы не освещаются. Джигмед заметил, что в Теринге они также много развлекаются. Летом, для больших вечеринок, в саду устанавливают шатер. Они с Мэри планируют построить дом в английском стиле. Я подумал об английском стиле, каким они его представляют, и у меня на лице отразилось сожаление. Объяснять было бесполезно. Не поймут.

— Я люблю Тибет, — сказала Мэри. — Если бы там были поезда или автомобили, это была бы лучшая страна в мире.

— Монахам такое не понравится, — возразил я.

— Не понравится, — вздохнула она. — Некоторым, похоже, цивилизация не нужна.