Сначала Россия, потом Тибет

Дерево пипал, тень которого вызвала столь важные последствия, к счастью, всё еще существует, хотя оно не то самое, а, вероятно, пятнадцатая или двадцатая копия предка. Настоящее детище последнего сохранилось в Анараджпуре на Цейлоне, и я его видел, теперь это всего лишь фрагмент древесного маразма. Посадили дерево около 240 года до нашей эры, и с тех пор его постоянно охраняли буддийские монахи. Деревья Бодх-Гаи, наоборот, пережили много невзгод. Оригинал срубил еще Ашока, когда был неверующим. На следующий день, когда дерево чудесным образом возродилось к жизни, королева срубила его снова, и корни пришлось оживлять душистым молоком. Так рассказывает Сюанцзян. Когда он увидел дерево, оно было около пятнадцати метров высотой. Ибо в 600 году раджа Сасангка снова его срубил, выкопал корни и сжег. Двадцать лет спустя пришел раджа Пурнаварма и оживил корни молоком тысячи коров. Следующее упоминание о дереве от 1811 года принадлежит доктору Бьюкенену[453]: по его словам, дерево, которому не было и ста лет, находилось в полном расцвете сил. Когда в 1876 году это дерево сгнило и было повалено ветром, на его место были готовы саженцы. А через несколько лет нашли остатки дерева пипал, которому было не меньше тысячи двухсот лет, что выяснилось благодаря придавившей их древней опоре. Их нашли в надлежащем месте, поблизости от трона Ваджрасана[454], алмазного меридиана, центра Вселенной, сиденья из песчаника, сохранившегося до сих пор, которое отмечает фактическое место великого просветления.

Я увидел, что блестящие темно-зеленые листья дерева увешаны молитвенными флагами разных рас, а из темного абажура внизу светятся крошечные огоньки бесчисленных лампадок. Я сидел под священным фикусом и смотрел на башню сквозь блестящие стальные листья. Сейчас в Индии буддистов нет, и по двору двигались служители храма, индуистские монахи в длинных розоватых с легким оранжевым оттенком одеяниях. Временами мелькало более яркое, насыщенного золотисто-желтого цвета одеяние монаха из Бирмы или Цейлона, обитателя изысканного общежития из красного кирпича и белого мрамора, которое меценаты из этих стран распорядились возвести по соседству. Наконец Джигмед и Мэри завершили первоначальные обряды, и мы вместе отправились в гостиницу обедать.

Мэри, которая совершала это паломничество не впервые, руководила различными обрядами. Теперь она объявила, что сегодня днем нам нужно посетить пещеру, где жил Будда до просветления. Это посещение было важной частью паломничества, и в Лхасе о нем обязательно спросят. И, как бы между прочим добавила, что для этой поездки нужно одолжить слона, словно собиралась попросить у соседа велосипед.

— Слона? — удивился я.

— Да, слона, — подтвердила Мэри.

Она уже ездила на слоне раньше, именно так они посещали пещеру. Тем временем, словно в ответ на наш запрос, на веранде появились два чиновника-индуса.

— Слон? — переспросили они.

Конечно, нам нужен был слон. Нам могли дать пони, но необходим был именно слон. О слоне нужно было договориться. После обеда мы гурьбой направились по деревенской улице к воротам индуистского монастыря, где нас должен был ждать слон.

Мы прошли по широкому двору, заполненному хозяйственными инструментами и предметами монастырского обихода и окруженного побеленными зданиями разной высоты и формы, потом нас провели на самую верхнюю крышу, где под тростниковым навесом сидел, скрестив ноги, махут, или настоятель монастыря, с бритой головой. На нем была бледно-розовая рубашка и золотые очки. Неподвижными чертами лица он напоминал американского индейца. Он безостановочно курил примитивный кальян. Для нас принесли три стула, и мы уселись напротив махута. Он продолжал курить. Не имея возможности обратиться к нему самому, я попросил Джигмеда и Мэри нарушить молчание несколькими словами на хиндустани. Они отказались. Он всё еще пыхтел, не удостоив меня ни взглядом, ни словом. Через десять минут мое терпение иссякло. Я встал. Остальные тоже встали. Мы поклонились, надеясь таким образом выразить благодарность за предоставленного слона. Настоятель слегка наклонил голову. И мы откланялись.