Сначала Россия, потом Тибет

Чангу расположен на берегу озера, которое опасно нависает среди горных вершин. В одном конце озера построена тонкая плотина, откуда льется водопад. У магараджи Сиккима здесь лодочный домик. Я выехал верхом перед завтраком, после того как меня чуть не накрыло снежной лавиной с крыши гостиницы, и обнаружил коробочки мака, которые, как я надеялся, окажутся голубыми, но это было не так. Этот день мы решили посвятить ботанике в интересах М. На следующем этапе предстоял спуск с трех с половиной тысяч метров до двух с половиной. Всё началось с хвойных деревьев, перемежающихся бесчисленными видами рододендронов и азалий, с разной длиной листьев: от тридцати сантиметров до одного. Появились огромные пушистые светло-зеленые заросли бамбука, а также ярко-желтые и ярко-красные клены. Уже сейчас, несмотря на зияющие, заполненные облаками долины, которые открывались на каждом шагу, возникало ощущение роскоши, которой в долине Чумби нет, гнетущее чувство, как будто влаги чересчур много, а почва слишком богата для нормальной жизни растений.

Я задумчиво ехал верхом, когда на тропинке показался Уорд, мой друг-солдат из Калькутты, со своим приятелем. Их сравнительно чистый внешний вид обратил мое внимание на собственную неряшливость. Они направлялись в Чангу в надежде подстрелить тибетского фазана, и им было интересно услышать, что мы одного из них видели. Добравшись до Карпонанга, где недавно построенная гостиница казалась дворцом, мы все побрились, и, подобно Самсону, потерявшему свои локоны, меня внезапно охватила ужасная апатия. Путешествие подходило к концу. На следующее утро мы с М. отправились дальше. Орхидеи были в цвету: в расщелинах деревьев виднелись одиночные розовато-лиловые, а с верхних ветвей свисали гроздья маленьких коричневых цветков. В шести километрах квадратная крыша храма на лесистом отроге возвещала о приближении Гангтока. Мы проскакали галопом по проторенной тропе и на въезде в город обнаружили ожидающего нас посыльного, который должен был отвести нас в резиденцию. На нем была одежда племени лепча[438]: алый пиджак, юбка и соломенный цилиндр с павлиньим пером. Когда мы шли по подъездной дорожке, миссис Уэйр[439] собирала в саду цветы. На пороге стоял полковник Уэйр, за ним Смит. Подали бокалы с пивом, и после казавшейся бесконечной экзотики, мы очутились в обычном доме.

Не могу не отозваться с теплотой о гостеприимстве полковника и миссис Уэйр. Они, привыкшие путешествовать по Тибету, вряд ли восприняли нашу небольшую экскурсию как серьезное путешествие. Миссис Уэйр предвидела удовольствие, которое мы испытаем, возвратившись к цивилизации, и предоставила все возможные удобства и развлечения. В том году их пригласили посетить Лхасу, но, оказавшись примерно в ста тридцати километрах от цели, они к великому разочарованию узнали, что приглашение отменили. Теперь их интересовало, появится ли такая возможность снова. Рад сообщить, что это произошло, и не один раз, а дважды. Дипломатия в столице Тибета продвигается медленно. В общей сложности они, должно быть, провели там больше года. Миссис Уэйр не только наблюдатель, но и замечательный художник. Если придет время обнародовать результаты этих двух миссий, наши знания о наименее известном городе мира значительно расширятся.

В тот вечер у них гостил сэр Абдул Карим Газнави[440], член Совета губернатора Бенгалии, проехавший почти тридцать километров на машине со средней скоростью пять километров в час. На следующее утро мы все вместе отправились во дворец, чтобы засвидетельствовать почтение магарадже[441]. Недавно отремонтированный дворец напоминал кукольный домик, похожий на приморскую виллу. На подъездной дорожке нас встретил секретарь, одетый в зеленый шелк. Магараджа в небесно-голубой парче и дымчатых очках ждал на пороге, очаровательный невысокий человек с нежным музыкальным голосом. В его гостиной, благодаря вкусу миссис Уэйр и ее предшественницы миссис Бейли, не было чудовищных предметов, с помощью которых восточные властители обычно стремятся создать европейский антураж, ублажая гостей. Кроме нескольких резных и позолоченных столиков местных мастеров, мебель и обстановка могли принадлежать какому-нибудь милому английскому загородному дому. Магараджа пожаловался на маломощный радиоприемник, который держал связь только до Калькутты. Он заказал аппарат помощнее. Он также пожаловался на трудности, с которыми столкнулся, выезжая через парадные ворота, из-за враждебного духа, жившего на близстоящем дереве. Мы передали ему приветственное письмо от раджи Теринга, которым — или у нас разыгралось воображение? — он, кажется, остался недоволен. Наконец он повел нас посмотреть храм на вершине отрога. Перед храмом лежала открытая площадка, выровненная для строительства нового дворца. Я приватно переговорил с секретарем, который пообещал раздобыть мне пару масок танцовщиков. Сэр Абдул Карим разыгрывал сурового политика, призывая магараджу разрабатывать минеральные ресурсы.