Снег в августе

Как только по радио начинался репортаж о матче, все, что произошло с Рабби Хиршем раньше, исчезало из виду. Он не говорил о Праге. И не вспоминал о шпилях соборов. В големе нужды не было, раз уж Джеки Робинсон начал выправляться. А вопросов накопилось слишком много, и многое предстояло выяснить. Рабби хотел знать, что это за стадион «Парк спортсменов» в далеком Сент-Луисе, где игрок с кличкой Кантри отбил мяч с такой силой, что он перелетел через крышу павильона. Он хотел знать все про Форбс-филд в Питтсбурге и Шибе-парк в Филадельфии. Рабби изо всех сил пытался представить себе все эти места на просторах Америки – места, залитые солнечным светом. Когда дело доходило до бейсбола, таким вещам, как ночь или туман, в его голове места уже не оставалось.

– Зип-а-де-ду-да, – напевал рабби во время игры, когда Робинсон несся к домашней базе во время дикой подачи. – Зип-а-ди-эй… Ой, да какой удивительный день!

Бейсбол вызывал в нем неодолимую тягу к пению. Он никогда не попадал в тон, но это было неважно. Он выучил «Не держи меня в загоне», где нужно скакать в седле под небесами Запада, и Майкл нашел ему текст, написанный на мелодию «И запели ангелы». Последний он иногда переделывал: ты попал по мячу, и запели ангелы… и смеялся собственной шутке.

Одним теплым июньским вечером Майкл шел домой из синагоги, размышляя о Пите Рейзере по кличке Пистолет. До конца учебы оставалось еще девять дней, а затем Сонни может достать всем троим билеты от ПСЛ, и они пойдут на Эббетс-филд, и Пит Рейзер снова врежется в чертову стену! И его увезут в больницу. Без сознания. Прямо как в сорок втором, когда вымпел мировой серии нам не достался. В сорок первом он выбивал даблы и триплы, лидировал во всей лиге, и вымпел был наш. Нет, точно Пит Пистолет нам нужен. Очень нужен. А где он? В чертовой больнице, как мистер Джи, и он даже разговаривать не может, а в газетах писали, что в момент, когда он врезался головой в стену, раздался совершенно жуткий звук. Точно как у мистера Джи. Когда Фрэнки Маккарти обрушил на него кассовый аппарат. Жуткий. С тех пор он ни разу не встречал мистера Джи, его жена и дети съехали, и лавка стоит пустой, будто на ней какое-то проклятие. Может быть, на центровом тоже какое-то проклятие. Проклятие Пита Рейзера. Ну да, на его место поставили Карла Фурилло. Хорошо бьет, но не как Рейзер. И Дюка Снайдера, но он слишком много посылает в аут. Черт. Джеки Робинсону в одиночку не справиться. «Доджерсам» нужен еще и Рейзер. Жаль, что я не могу пойти в больницу и неустанно молиться, чтобы Рейзер открыл глаза, и встал как ни в чем не бывало, и отправился на такси прямо на стадион. Может быть, если я буду усердно молиться и мистер Джи встанет и вернется в конфетную лавку, все будет как раньше. И настанет лето, жара и зелень, и мы пойдем на матч и увидим Рейзера и Робинсона. И Рейзер украдет домашнюю базу. В матче с «Кардиналами». И взревем вместе со всеми, когда Робинсон запляшет у второй базы в матче с проклятыми «Филлиз» точно так же, как это описывает Ред Барбер. И Робинсон ка-а-а-ак даст! А потом Рейзер…

Они настигли его, когда Майкл переходил через улицу возле фабрики, думая о зеленых газонах и ревущих трибунах.

Схватили его за руки, подняли в воздух и швырнули так, что он больно ударился о фабричный забор. Уличный фонарь не горел. Но Майкл разглядел лица. «Соколы». Шатун-Скорлупка, Тормоз, Хорек и Русский. От них шел кислый запах пива. И пота. Их жесткие пальцы вцепились в его руки, сердце Майкла бешено билось. Только не это. Не сейчас. Нет. Не в этот вечер. Нет. Пожалуйста, нет. Потом его развернули, и один из шайки ударил его в живот. Тело прорезала боль. Он не чувствовал ног. Живот раздирало на части. Дышать он не мог. Попытался говорить, но получался какой-то скулеж. Позорный детский скулеж.

И он почувствовал запах дерьма.

Своего собственного.

Нет, только не это.

И еще один резкий удар. Нет – и он согнулся пополам, нет, нет, – и тут ему наотмашь врезали по ногам чем-то вроде биты или дубинки.

– Ишь, мудила, – проворчал один из нападавших. – Канарейкой запел.

– Жидолюб сраный, – пропыхтел второй, нанося еще один удар Майклу в живот. – Поганый полужид. Получи-ка.

– Это тебе от Фрэнки, – сказал третий. – Шлет тебе приветик. С пожеланиями хорошо провести лето. Он будет думать о тебе по ночам. И о твоих долбаных дружках.

Майкл подумал: я, наверное, умру. Они собираются меня убить.

И тут пропахший дерьмом мир сорвался и исчез – осталась лишь белая звенящая пустота.

25