Снег в августе

– Прекрати, Майкл!

Он почувствовал, что вот-вот упадет. С перепугу он попытался было ее перекрестить. Но она удержала его руку – трамвай подъезжал к их остановке, он вздохнул и почувствовал себя почти в безопасности. Она встала, потянула за сигнальный шнурок, взяла его за локоть и помогла добраться до двери. Трамвай остановился. Дверь открылась. Она вышла первой и помогла ему спуститься по ступеням. Трамвай уехал, повизгивая на рельсах стальными колесами, и мама вернула ему костыли. Потом она осторожно огляделась вокруг, это же сделал и Майкл. Вокруг были знакомые люди, занятые обычным делом. Тедди натирал яблоки, выложенные перед фруктовой лавкой. Миссис Словацки раскладывала газеты на стойке. Пегги Макгинти с отсутствующим видом катила перед собой детскую коляску. Никого из «соколов» видно не было.

– Полиция предупредила всю эту гнилую шайку, – сказала она, помогая Майклу зайти в подъезд дома № 378 по Эллисон-авеню. – Если они посмеют хоть пальцем тебя тронуть, они отправятся куда следует, и очень надолго.

– Ага, а как насчет тебя? А что, если их выпустят под залог? Что, если они подкараулят тебя у «Грандвью»? Они же…

– Ох, Майкл, они всего лишь стая глупых трусов, – сказала она. – Но не настолько глупых. Теперь-то они уж точно знают, что зашли слишком далеко.

Пока она отпирала дверь в квартиру, он молчал. Они вошли внутрь, на кухне все было так, как было раньше, до больницы. Он наблюдал за тем, как мама ставит чайник. Ему хотелось ей верить, быть таким же смелым, как она, но он боялся «соколов», боялся за себя, боялся за нее.

– Ты не должен их бояться, сынок, – сказала она, посмотрев на его измученное лицо и взяв его за руку. – Иначе победа будет за ними.

А он лишь дрожал в теплом и ярком утреннем свете.

27

Забрав наконец из больницы сына, Кейт Делвин устроила себе свободный вечер, обменявшись сменами с другой кассиршей. Она приготовила густое жаркое с картошкой, морковкой и луком; говядина от укола вилкой распадалась на нити. Майкл съел две порции. Они вместе вымыли посуду и слушали радио, болтая о всяких неважных вещах. Окна были широко распахнуты в теплую ночь, и из темных дворов доносилось звяканье посуды, хохот, звуки радио – типичная обстановка бруклинского вечера. Кейт предложила выпить чаю, и сын едва успел сказать: да, с удовольствием, как раздался стук в запертую дверь кухни.

Кейт внезапно напряглась. Она выключила радио, словно желая получше расслышать, а затем вытащила из выдвижного ящичка у раковины нож для разделки мяса. Майкл поднял стул и перенес вес на здоровую ногу, чтобы иметь возможность размахнуться. Раздался еще один двойной стук.

– Кто там? – спросила она.

– Я. Я друг Майкла.

Услышав голос, Майкл засмеялся, опустил стул и снял замок с собачки. Он рывком открыл дверь.

– Рабби Хирш! – пронзительно крикнул мальчик.

За дверью стоял рабби в черном костюме и черной шляпе, выражение его бородатого лица было нервозным и озабоченным. В одной руке он держал букет цветов, в другой – коробочку с выпечкой.

– Всем привет, – сказал он и глубоко поклонился Кейт. Она вздохнула и положила нож в раковину.

– Мам, познакомься, это рабби Хирш, – сказал Майкл. – Рабби, это моя мама.

– Очень приятно, миссис Делвин.

– Входите, рабби, входите, – сказала она, подавая ему руку. Он снова поклонился, держа спину прямо, затем вручил ей цветы и выпечку. Она взяла коробочку за тонкую белую бечевку.

– Спасибо вам, спасибо вам, – сказал он, входя в квартиру. Майкл закрыл за ним дверь, но рабби опасливо застыл на месте. Взгляд его метался по кухне, он старался не смотреть на разбитое лицо Майкла.

– Сядьте, рабби, – сказала она. – Мы только собрались пить чай, а я знаю, что чай вы любите. Мне Майкл рассказал.

– Спасибо, – снова сказал он, садясь на стул. Майкл уселся напротив него.

– Песочный торт! – сказала Кейт. – Мой любимый!

Ее голос звучал чуть выше обычного, и Майкл подумал: нервничает. Она вновь наполнила чайник и поставила его на плиту, набрала воды в простенькую вазу и поставила в ней цветы на кухонный стол, затем нашла тарелку под торт, достала нож и чашку с блюдцем для рабби. Все движения выдавали нервозность. В эту квартиру за все время приходило совсем немного мужчин, а раввины – никогда.

– Скоро уже закипит, – сказала она.

– Простите меня, я не хотел причинять вам хлопот, – сказал он. Аромат небольших пурпурных цветов наполнил кухню, напомнив Майклу о том, что на дворе лето.

– О, рабби, это вовсе не хлопоты. Майкл всегда… а он вам рассказал про Орчард-стрит? Как мы костюм покупали?

Рабби Хирш улыбнулся. Улыбка тоже оказалась какой-то летней.

– Да, да. Это очень хорошо. Еще один язык – это иногда пригодится. – Пауза. – Всегда пригодится.

Он все еще избегал смотреть на мальчика.

– Майкл теперь считает, что он знает целых три языка – английский, латынь и идиш, – сказала Кейт, стоя у плиты спиной к рабби.

– Он очень хороший мальчик, – сказал рабби. – Он выучит много-много языков. Дипломатом, может, станет.

– Вот было бы здорово, – сказала она. – Может быть, он поможет объединить Ирландию.

– Или сделать Палестину землей обетованной.