Я огляделась, ища, чем бы разбить стекло. Меня трясло. Но ничего не было. Ничего.
А потом из-за трейлера опрометью выбежала мама с молотком. Она дернула за дверную ручку.
— Заперто! — крикнула я, но она уже бежала к окну.
— Отойди! — Мама ударила молотком в окно. Разбила первый слой стекла, потом второй, пока дыра не увеличилась настолько, чтобы в нее можно было пролезть, и стала протискиваться сквозь острые края, раня себе ладони и лицо. Подтянувшись на руках, она забралась внутрь, встала и перерезала веревку. Билли рухнул на пол.
— Я позвоню в скорую! — крикнула я.
— Они не приедут в снегопад.
Я позвонила Ширли, но ее телефон сразу переключился на автоответчик.
— Не входи, — сказала мама.
— Он жив?
— Оклемается.
— Не ври.
Я наполовину влезла в окно, но мама вытолкнула меня наружу. Я повторила попытку, но на этот раз она схватила меня за ладони и сжала их, пока к ним не вернулась чувствительность. Нас обеих трясло. Она смотрела на меня, закусив верхнюю губу. Подбородок у нее дрожал.
— Я сказала, не входи.
И я осталась снаружи.
Я ходила кругами. Джейкоб наскакивал на меня с визгом. Понял: что-то случилось. Я не могла стоять на месте и не могла думать. Думай. Я посмотрела в поля и бросилась бежать.
Рассерженная Ширли отодвинула засов паба.
— Билли! — в истерике тараторила я. — Он повесился! Он умирает. Он умер.
Мы с Ширли и Марком бросились назад через поля. Ширли задавала вопросы, но я не могла на них ответить.
— Но скорая не доберется сюда по сугробам, — повторяла она.
— Я знаю, я знаю, я знаю, — повторяла я.
Дверь трейлера была открыта. Когда мы ворвались внутрь, мама усаживала Билли в кресло.
— Иисус, Мария и Иосиф! — прохрипел он. — Что вы здесь делаете?
— Живой! — Я потянулась его обнять, но он отмахнулся.
— А что мне сделается? — ответил он, глядя мимо меня на Марка и Ширли. — Отлично выглядите, ребята.
Ширли была в ночной рубашке, а Марк — в трусах и куртке. Оба смотрели на осколки стекла на земле, веревку на полу и борозды у дяди на шее. Он поднял воротник пиджака, чтобы их прикрыть. — Не буду вам мешать, — пробормотала мама и, протиснувшись мимо Ширли, вышла из трейлера.
— Билли, ты как? — робко спросила Ширли.
— Все в ажуре! Я ее просто разыграл, а она перебудила весь приход. — Голос Билли дрожал. Лицо у него было багровое, и он не мог перестать кашлять.
Наступило неловкое молчание. Марк и Ширли смотрели себе под ноги.
Билли хлопнул в ладоши.
— Ну, раз уж мы все собрались, можно и вечеринку устроить.
— Билли, наверное, нужно вызвать скорую, вдруг ты себе что-то повредил? — Ширли полезла за телефоном.
— В шкафу есть бутылка виски, а на верхней полке — кружки. — Билли кивнул Марку, и тот достал бутылку.
Ширли повернулась ко мне:
— Лапонька, ты как?
— Все нормально. — Я положила руку дяде на плечо. — Билли, ради Бога, позволь нам тебе помочь.
Билли посмотрел на мою ладонь у себя на плече и засмеялся:
— Знаешь что? Я вообще не понимаю, как мы можем быть родней. Ты настоящая истеричка.
Ширли обняла меня за плечи.
— Пойдем, детка, отведу тебя домой.
— Ей, наверное, приснился плохой сон, — сказал Билли.
Вывернувшись из тисков Ширли, я дала ему по лицу. И почувствовала удовлетворение. В дядиных глазах блеснула правда.
— Да как ты только смеешь! — сказала я и повернулась к Ширли: — Я сама дойду.
Нелли
Я постучала в дверь Табернакля. Мама распахнула дверь и обхватила меня руками.
— Жаль, что тебе пришлось это увидеть, — шептала она, баюкая меня в объятиях.
— Как ты узнала? — спросила я. — Как ты узнала, что он это сделает?
Она нахмурилась:
— Можно тебя кое о чем попросить? Подожди, пока я допишу, а потом я все объясню.
— Ну мам...
— Пожалуйста. Это важно.
— Ладно.
Она села на стул по-турецки и принялась что-то быстро-быстро строчить в своей тетради про Эшлинг.
У меня стучало в висках. Но шуршание маминой ручки успокаивало. Я легла на кровать и стала рассматривать ее стену слов.
Раньше мама говорила мне, что приклеивает страницы к стенам, чтобы сделать их толще и уберечь свои секреты от Нелли, которая живет за обоями. Нелли была плодом фантазии моей бабушки. Та утверждала, что по ночам, когда мы спим, Нелли высовывает нос из обоев и заползает в наши мысли.
Мама приладила на стену вырезку из газеты с новым стихотворением. Оно называется «Рэглан-лейн». Это стихотворение Брендан Кеннелли написал в ответ на «Рэглан-роуд» Патрика Каванаха.
— Однажды я видела Брендана Кеннелли на скамейке в Тринити, — шепнула я Нелли.
Мама села в изножье кровати и стала растирать мне ноги. Ее ладони горели огнем.
— Ты с ним поздоровалась? — спросила она.
— Нет. У него весь пиджак был в перхоти — целые сугробы. Казалось, его голова создает собственный климат и сыплет снегом в сентябре.
Мама просунула пальцы между пальцев моих ног и начала растирать там.
— Мам, скажи мне, что происходит.
Она по очереди тянула меня за пальцы ног, слегка поворачивая каждый, пока он не хрустнет, прежде чем перейти к следующему. Мой мизинец щелкнул, будто сломанная вилочковая кость.
— Как ты узнала, что нужно его проведать?