Снизу вверх

И вдругъ ему волей-неволей пришлось влзть въ толпу и подчиняться ей безъ всякаго возраженія. Когда люди носили кирпичи — и онъ долженъ былъ вмст съ ними ту же работу работать. Т шли сть хлбъ съ водой — и онъ вмст съ ними долженъ сть. Вс отправлялись вечеромъ на задній дворъ на солому — и онъ принужденъ былъ зарываться въ солому до слдующаго утра, когда снова повторялось то же самое. Всмъ приходилось на носъ по пятнадцати копекъ — и онъ зарабатывалъ эти несчастныя пятнадцать копекъ. А прежде ему почему-то думалось, что онъ будетъ работать одинъ. Теперь, когда онъ въ этомъ разубдился, ему оставалось только сердиться, что онъ и длалъ. Ненавидлъ онъ здсь все: и кирпичи, и пятнадцать копекъ, и хлбъ, и солому, и всхъ товарищей.

Мало того, черезъ нсколько дней Михайло узналъ, что попалъ онъ не въ артель даже, а въ какой-то сбродъ лоскутниковъ, которые жили со дня на день и радовались, получая по пятнадцати копекъ.

Изъ этого города часто писали въ газеты, что въ немъ происходитъ періодическое наводненіе голоднымъ деревенскимъ людомъ, отъ котораго въ иныя времена отбою нтъ городскимъ жителямъ. По зимамъ скоплялось несмтное множество народа, жаждущаго заработковъ, и городское начальство просто терялось, недоумвая, куда его двать. Постоялыхъ дворовъ часто не хватало, да у большинства странныхъ пришельцевъ и платить за ночлегъ было нечмъ. Устроенъ былъ даровой ночлежный пріютъ, но и за всмъ тмъ оставалась масса людей безъ пристанища. Нердко, по зимамъ, городъ долженъ былъ выдавать такимъ по дв копйки на ночлегъ.

Въ остальныя времена года главныя силы этой арміи ретировались назадъ, въ глубь деревень, разумется, только до слдующей зимы, когда, повъ несь урожай, странные полки снова двигались на городъ. Но все-таки въ город круглый годъ стоялъ значительный отрядъ арміи, состоящій преимущественно изъ окончательно оголтлыхъ, для которыхъ явиться въ деревню значило все равно, что попасть въ засаду къ непріятелю и умереть. Къ нимъ присоединилась нкоторая часть мстныхъ обывателей и другихъ горькихъ мучениковъ.

Городскіе жители весь отрядъ въ совокупности называли «босоногою ротой», намекая этимъ названіемъ на ничтожное распространеніе среди этихъ людей необходимой одежды. Иногда просто ихъ называли «гуси лапчатые», что, впрочемъ, боле относилось къ нравственности босоногихъ, потому что нкоторые изъ нихъ вели себя неспокойно, вчно подвергаясь подозрнію въ кражахъ, въ буйств, въ нахальномъ попрошайничеств и въ другихъ проступкахъ. Но большинство держало себя смирно, почти забито. Не было людей, боле готовыхъ на всякую работу за какое угодно вознагражденіе.

Не задолго до прихода въ городъ Михайлы, въ начал весны, произошелъ такой случай. Затерло льдомъ баржу съ хлбомъ. Судно уже трещало. Ледъ громадными глыбами напиралъ на него съ боковъ, спереди, сзади, сверху и снизу. Плывшій сверху рки новый ледъ громоздился на старый, ломался около судна, падалъ на его палубу, давилъ борты. Достаточно было полчаса, чтобы отъ баржи не осталось слда. Взволнованный судохозяинъ кликнулъ босоногихъ. Послдніе мигомъ слетлись на зовъ, кто съ багромъ, кто съ коломъ или жердью, а большая часть съ голыми руками. Мигомъ баржа была облплена людомъ. Ледъ въ самое короткое время былъ уничтоженъ, оттолкнутъ, искрошенъ. Босоногіе буквально не щадили живота, хотя заране знали, что больше «пятнадцати копекъ на носъ» никто не получитъ. Одинъ изъ нихъ совсмъ утонулъ среди разгара работы, нсколько человкъ выкупалось и получило смертельныя простуды, но баржа была освобождена и босоногіе получили по пятнадцати копекъ и по стакану водки. Жизнь ихъ цнилась копйками; работа обращалась въ убійство. Но когда и такой работы не находилось, многіе надвали кошели и обивали пороги.

Михайло былъ сильно раздраженъ близостью къ такимъ отрепаннымъ людямъ. Въ свою очередь, послдніе платили ему тми же чувствами, смотря на него, какъ на чужого, какимъ онъ и былъ по справедливости. Только съ однимъ онъ обмнивался разговорами, да и то помимо своей воли. Это былъ тотъ самый рабочій, по имени Сема, который въ первый день указалъ, гд живетъ хозяинъ разрушаемаго дома. Прозвища у него, повидимому, не было; по крайней мр, вс его звали Семой, хотя кто выходило странно, потому что Сема былъ уже довольно пожилой человкъ.