Снизу вверх

Когда онъ оканчивалъ, по блдному лицу его катилась слеза, а когда онъ окончилъ, онъ обыскалъ вс свои карманы, вынулъ изъ бумажника вс деньги, бережно завернулъ ихъ и вложилъ въ конвертъ. Это онъ въ первый разъ платилъ дань своимъ деревенскимъ близкимъ.

Затмъ мысли его перешли къ Паш, и онъ ршилъ окончательно пригрть бдную, бездомную и безродную двушку. Она когда-то въ деревн (какъ давно это было, хотя прошло не боле четырехъ лтъ!) говорила, что скажи онъ слово, она пойдетъ съ нимъ въ церковь, пойдетъ всюду, куда онъ хочетъ. Но онъ тогда все откладывалъ, а потомъ забылъ ее, когда пришелъ въ городъ. Теперь пришло время успокоить бдную…

На другой день рано утромъ Миша уже былъ возл дома, гд служила Паша, которая была готова. Онъ посадилъ ее на извозчика, взялъ изъ рукъ ея узелъ и привезъ къ себ на квартиру. Смотрлъ онъ спокойно, но задумчиво. Паша робко взглядывала на него. Она говорила ему «вы», всему, кажется, удивлялась, что онъ говорилъ, и молчала. Ему это, видимо, не нравилось, но онъ съ улыбкой просилъ звать себя попрежнему. Паша, однако, отрицательно покачала головой, какъ бы говоря: какъ же это возможно?

Когда они вошли въ его комнату, Паша остановилась около порога, не ршаясь двинуться дальше. Михайло нахмурился, и она инстинктивно догадалась, что надо длать: отошла отъ порога и сла на первый стулъ. Комната была чистая и бдная. Но Паша любопытно осматривала незнакомую, невиданную обстановку. Ее, видимо, поразила висвшая на вшалк одежда. Это была слабость Михайлы, онъ тратилъ много денегъ на одежду. По приход со службы, онъ немедленно умывался и переодвался, всегда чистый и опрятный. Паша боязливо спросила:

— Это все ваши пальты?

— Одежда? Моя, — отвчалъ Мяша.

— Чай, дорого!

— Не знаю, Паша, забылъ…

Паша увидала лампу съ абажуромъ молочнаго стекла.

— И лампа эта ваша? — спросила она.

Михайло хотлъ что-то сказать, но въ это время его перебила Паша, вниманіе которой было привлечено другими предметами.

— Ухъ, сколько вдомостей у васъ!… Читаете?

— Читаю.

Паша съ испугомъ смотрла на груду печатной бумаги.

— А что, можно прочитать одну такую штуку въ день? — спросила она.

— Какую штуку?

— А вотъ одну вдомость…

— Можно нсколько номеровъ въ день прочитать, кому охота, — возразилъ Михайло.

— Какъ вы учились хорошо! — какъ бы про себя замтила Паша, но съ непонятною грустью въ голос.

— А эти книги, должно, оттуда? — удивленно спросила она и показала рукой въ ту сторону, гд, по ея предположенію, была библіотека, памятная теперь для нея на всю жизнь.

— Изъ библіотеки, думаешь? Нтъ, здсь почти вс мои.

— И вы вс ихъ умете читать?

Михайло не позволилъ себ улыбнуться и спокойно объяснилъ, что достаточно научиться читать одну книгу, чтобы читать потомъ вс на этомъ язык. Другое дло — понимать; можно читать и въ то же время ничего не смыслить. Паша недоврчиво взглянула въ лицо Миши, — такъ были нелпы, по ея мннію, его слова. Процессъ чтенія она не раздляла отъ процесса пониманія; читать — значитъ узнавать, что написано… Михайло прекратилъ разговоръ объ этомъ.

Паша была грустна и, видимо, волновалась.

— Вы гд же служите? — наконецъ, спросила она съ глубокимъ волненіемъ, ожидая услышать что-то страшное. Ей казалось, она была убждена, что Михайло Григорьичъ сдлался такимъ бариномъ, что ей, глупой, лучше уйти.

— Я помощникомъ машиниста на одномъ завод, - сказалъ Михайло.

Паша съ напряженнымъ испугомъ выслушала это, долго боясь спросить. Наконецъ, осмлилась.

— Это что же такое… машинистъ?

Михайло затруднялся.

— Какъ теб сказать?… Это который управляетъ какою-нибудь машиной, поправляетъ ее, даетъ ходъ…Такъ я вотъ помощникъ, скоро буду главнымъ…

— А много доходу получаетъ онъ?

— Жалованья? Смотря какъ… Для семейнаго человка немного. Но намъ съ тобой хватитъ… Вотъ что, Паша… мы черезъ нсколько дней обвнчаемся, а покуда я отведу тебя къ однимъ моимъ друзьямъ. Надо подыскать другую квартиру, купить кое-что, вообще приготовиться…

И Михайло ласково смотрлъ на Пашу.

Послдняя вспыхнула до корней волосъ, и на глазахъ ея навернулись слезы. Но она отвтила практически:

— Не обманите меня, Михайло Григорьичъ!… Вы вонъ какой теперь баринъ, а я деревенская… гд же мн угодить вамъ?

Михайло, въ свою очередь, взглянулъ, потомъ поблднлъ, но обвинилъ себя за такую недоврчивость двушки. Черезъ минуту онъ былъ уже спокоенъ, хотя горячо заговорилъ:

— Разв я обманывалъ когда-нибудь тебя, Паша? А я такой же все, — онъ поспшно и коротко разсказалъ свою жизнь въ город, какъ онъ перебгалъ отъ одной работы къ другой, отыскивая чего-то лучшаго, какъ голодалъ и шлялся оборваннымъ и злымъ, какъ сдлалъ подлость и поплатился за то, какъ одно время ослабъ, потерявъ всякую надежду на счастье, какъ случайно попалъ къ людямъ, которые обласкали его, и какъ онъ сталъ учиться… Прошло почти три года съ тхъ поръ.

— Какой же я баринъ? Вонъ, посмотри, виситъ моя блуза, она прожжена вся и запачкана… Вотъ мои руки — на нихъ мозоли, а въ порахъ ихъ уголь, желзо, масло… Но я многому научился… Но это не помшаетъ намъ съ тобой жить! — кончилъ Михайло.

Паша хотла обнять его, но только закрыла лицо руками.