Снизу вверх

Потомъ они пошли къ омичу и Надежд Николаевн. По улицамъ на нихъ смотрли прохожіе, потому что они представляли довольно странную пару. Это, однако, не могло смутить Михайлы. Не смутился онъ и у омича, когда, по приход съ Пашей, отрекомендовалъ ее своею невстой и просилъ пріютить ее на нсколько дней. Онъ только подозрительно оглянулъ друзей, чтобы убдиться, не смются-ли они?

омичъ и Надежда Николаевна не смялись, но словно удивились, — Миша никогда, во время житья у нихъ и посл ухода съ ихъ квартиры (полгода тому назадъ), не говорилъ имъ не только о невст, но и вообще о чемъ бы то ни было, касавшемся женщинъ. Но они приняли сейчасъ живйшее участіе въ Паш, которая, по обыкновенію, остановилась около порога и держала въ рукахъ узелъ свой съ имуществомъ. Надежда Николаевна усадила ее, взяла изъ рукъ ея узелъ, положила на мсто, стала ее разспрашивать, а когда Миша ушелъ, предложила ей позавтракать.

Посл завтрака Паша сла на краешекъ стула, сложивъ руки на колняхъ, и тоскливо слушала, что говорили между собой хозяева. Посидвъ такъ съ часъ, она вдругъ спросила Надежду Николаевну:

— Нтъ-ли чего поработать у васъ?

Надежда Николаевна улыбнулась, но недоумвала, что бы ей сказать. Паша увидала, что въ комнат полъ грязный потому что во двор было грязно. Это было обрадовало ее.

— Я бы полъ вымыла, — предложила она.

— Зачмъ? — возразила Надежда Николаевна.

— Да онъ, вишь, черный…

— Ничего, завтра вымоютъ.

Паша опечалилась этимъ отказомъ и скучно обвела глазами комнату. Ея вниманіе теперь обратилъ на себя завязанный чулокъ, лежавшій на одномъ окн.

— А чулокъ можно повязать?

Надежда Николаевна опять разсмялась и уже хотла убждать, что чулокъ въ свое время будетъ оконченъ, но въ это время вмшался омичъ. Онъ скоре понялъ состояніе Паши.

— Ты, Паша, пожалуйста, длай все, что теб хочется. Хочешь чулокъ — вяжи. Вымой полъ, если теб нравится, длай еще что-нибудь, вообще что угодно, не спрашивая позволенія.

Паша взяла чулокъ и съ видимымъ удовольствіемъ принялась вязать его, въ то же время внимателько прислушиваясь къ разговору. Впрочемъ, долго она и не скучала. Миша взялъ отпускъ на нсколько дней и быстро окончилъ приготовленія; купилъ кое-какую утвари нанялъ квартиру, справился у попа и т. д. омичъ не усплъ одуматься, какъ уже все было готово къ свадьб, поэтому онъ поспшилъ высказать свой взглядъ на все это странное дло.

Онъ нарочно разъ вечеркомъ зашелъ къ Михайл, но долго не зналъ, какъ начать. Онъ барабанилъ пальцами по столу, не кстати вынималъ изъ кармана платокъ и безъ нужды сморкался, выразительно посматривалъ на товарища, но чувствовалъ, что языкъ у него присталъ къ нёбу.

— Послушай, Миша, — наконецъ, ршился онъ. — Я теб хочу кое-что сказать… Ты, пожалуйста, не обижайся… Я отъ всего сердца это говорю…

омичъ, говоря это, шумно высморкался и чувствовалъ, что въ комнат довольно жарко.

— Ну? — спросилъ Михайло, давно ожидая этого разговора и напередъ зная, о чемъ будетъ рчь. Какъ бы удивился омичъ, если бы догадался объ этомъ!

— Видишь-ли, Миша… Я удивляюсь твоей женитьб… Не хорошо вмшиваться, конечно… мн бы не слдовало путаться въ это дло, но я боюсь за тебя. Паша даже неграмотная… какъ вы будете жить? Что у васъ общаго?… Вотъ что я хотлъ сказать… И ты не прими дурно.

омичъ, высказавъ это, еще разъ высморкался, ожидая отъ товарища одного изъ тхъ взрывовъ, которыхъ омичъ побаивался. Но Миша спокойно выслушалъ, только нахмурился.

— Она простая, добрая… — возразилъ онъ.

— Я не сомнваюсь, но какъ ты будешь жить съ чужой?

— Она мн не чужая! — вспыхнулъ Михайло сначала, но вдругъ замолчалъ и задумался. омичъ наблюдалъ его.

— Мн скучно одному, омичъ! — вдругъ сказалъ Миша.

— Поэтому и женишься?

— Отчасти… Но ты лучше оставь объ этомъ, — она мн своя, родная… Но мн отчего-то другого не весело, омичъ!

омичъ взглянулъ въ лицо товарища, худое, блдное и скучное.

— Ты несчастливъ, Миша? — спросилъ онъ.

— Не знаю. Но мн что-то дурно живется.

Михайло рдко былъ такъ откровененъ, и омичъ понялъ, что если онъ такъ говоритъ, то, значитъ, есть что-то.

— Что же теб еще нужно? Ты получилъ то, чего нтъ у милліоновъ, — развитіе и хлбъ…

— А что же дальше? — спросилъ пытливо Михайло.

— Какъ что? Да чего же теб?… Какой ты странный! — возразилъ омичъ удивленно.

Михайло вдругъ съ злостью разсмялся и перевелъ разговоръ на другое. Тмъ эта неожиданная откровенность и кончилась. Миша, можетъ быть, и самъ плохо врилъ въ свои слова, убжденный, что все это — глупая блажь, да въ это время ему и некогда было заниматься собой.