Соколиная книга

У Вечного огня

Юрию Кузнецову

Мне снилось, что, с надеждами поссорясь,

пришла сюда моя седая совесть.
Я шел за ней…
«Вот здесь я родилась…»
И тонкой болью слабенькая связь
сквозь прожитые потянулась годы.
И сердце вздрогнуло, и связь оборвалась…
Как на войне.
Вцепившись в кабель рваный,
молчит связист…
И нужен доброволец.
Смогу ли я,
продравшись через раны
погибших там, мне, в общем-то, чужих
до собственной добраться боли
и посмотреть в себя глазами их?!
Понять, как я живу и что мне светит.
Я ждал ответа от самой земли…
Я был уверен, что они ответят.
Они должны ответить,
черт возьми!
Я так воспитан,
я памятью,
как порохом, пропитан.
А вечного огня живые искры
в горячем сердце порождают выстрел.
И мне еще совсем немного лет…
А может, в этом вовсе нет секрета:
искать всю жизнь на жизнь свою ответ
и не найти готового ответа?!
И просто жить…
Но, время пересилив,
найти ответ в своем понятье «жить».
Жить так,
чтобы бескрайняя Россия
слилась в одно с Россиею души.
А с временем я слово породню.
И если совесть вложит мне, как другу,
в мою уже морщинистую руку
мою же молодую пятерню,
то я умру, родиться не боясь
на языке иного поколения.
Здесь мертвых нет!
Здесь совесть родилась,
рожденною задолго до рождения.

1986

* * *

Мне почта принесла пожар Чернобыля.

Как будто встал глазами в центр пекла.
Но я статьи не видел, —
все черно было,
был просто белый лист
засыпан пеплом.

Читал, – глаза съедала катаракта.

А там, как с дерева —
с руки воздетой
апрель, задев за май,
упал в реактор,
от мира отгороженный газетой.

Прорвало апокалипсис. Час пробил.

Полынь чернела, и крепчал поток.
И люди шли,
и каждый как святой был —
шел и светился с головы до ног.

Никто из них не замечал потопа, —

они, влюбляясь, солнца излучали.
И в своих чревах женщины качали
живых… радиоактивных изотопов.

Я строчки разобрал, но позже – к лету.

Пока ж они казались неким шифром.
И каждый день выветривал газету,
посыпая мне голову шрифтом.

Июнь 1986