Не осталось ни на зуб корыстисинякикак Божий след нести;познаваний яблочных огрызкив Ньютоновой сморщились горсти.По весне,приклеив к голой плешипрошлогодний пух,весь на мази,свежим людям тополь сумасшедшийпудрит неокрепшие мозги.Наполняет рот пустое слово.И рефрен забора – по уму.И поет поэт, как дятел новый,отыскав на скатерти весну.И в трубу подзорную бутылкисмотрит день с обратной сторонывнутрь меня,как дети внутрь посылки,и мои просматривает сны.Что ж, смотри,я в доску трезвых стою,но за нечто большее стою.Яблоки,надкушенные мною,мыслящим любовью —раздаю.Милые, не брезгуйте.Не в мерунежно-глуповат ваш ранний лик,что завис во власти энтээрыкак духовный —но сверхпроводник.1987
Воспоминание
Андрею ЕрмаковуИногда,по старому обычаю,хочется упиться – до балды —и, сжимая девочку приличную,клясться ей в любви до хрипоты.И завраться,и, усевшись в лужу,плач по Стеньке сердцем прорыдать —свою душуглоткою наружупо ушам пушистым разливать.И, забыв про крылья за плечами,наплевать на мнение толпы…И весь вечер все свои печаливместе с персияночкой топить.Потрясать прогнившие основыи свергать кумиров —в грязь лицом,оценить сочувственное слово,застрелясь соленым огурцом.Завязав с убогим этим бредом,замолчать,скучая до поры,и, мрачнея,подливать соседу,тянущему голосом дурным.И опять разлить за жизнь иную,где никто ни разу не бывал…И —на друга голову тупуювылитьнедовыпитый бокал.1989
Щенок любви
Умерла любовь,как издыхает сука…Вроде этим все разрешено.Но остался хлипкий, близорукий,днем и ночью воющий щенок…Ты устал, тебе уже не нужнослов ее, где все опять – вранье,но ты хочешь быть великодушнымс женщиной – ведь ты любил ее.И ты в который раз ее выслушиваешь,любовь хоть в памяти пытаясь разыскать.И нежность из себя за хвост выуживаешь,укладывая третьей на кровать.И выходишь утром как оплеванныйи как будто кем-то обворованный.А в душе скулит,скребется,корчитсятоска собачья.И тебе вдруг хочетсябежать,бежать, не вглядываясь в лицамогущих вдруг тебя усовестить…В горло мертвой хваткою вцепитьсяи до хруста челюсти свести.1986