Трудное по своим обязанностям, высокое по своим целям, старческо-учительное служение имело, к несчастью, в числе своих служителей лиц, вовсе не соответствовавших даже простому иноческому званию. При том легком, поверхностном прохождении иноческой жизни, которое господствовало в общежительном монашестве, было вполне естественно развиться воззрению на старческое учительство, как на дело простое и ничего не стоящее. И вот мы видим, как многие иноки лицемерно, «из любви к славе» (2 Твор. преп. Нила Синайского, ч. 2, стр. 33), всячески домогаются учительства. «Иной, – говорит преп. Нил, – едва приступив к иноческой жизни, не совершив ни малого, ни большого дела благочестия, узнав только первые правила подвижничества, немедленно вызывается быть учителем в том, чему не учился… Всякое искусство для успеха в оном требует времени и многого учения. За одно искусство искусств берутся не учась… На одно только богочестие, как дело удобнейшее, отваживаются необучившиеся, и многими это неудобоисполнимое дело почитается легким» (3 Твор. преп. Нила Синайского, ч. 2, стр. 31–32, 45). Учители с подобными воззрениями на долг учительства, чуждые его высоких задач и целей, все свое внимание сосредоточивали только на том, как бы навербовать себе возможно большее число учеников, для этого, «обходя закоулки», вступали со своими будущими учениками, как с наемниками, в разные договоры и сделки. Присвоив же себе власть и авторитет людей опытных в духовной жизни, эти учителя «братиям, как наемникам» же, предписывали «рабские службы, помышляя только об услугах учеников, в том поставляя всю славу, чтобы начальствовать над большим числом» (1 Твор. преп. Нила Синайского, ч. 2, стр. 35, 43). Окруженные толпами навербованных таким образом учеников, самозванные учителя показывались «на распутиях», покоясь и опираясь «на руки сопроводников», стараясь вполне выдержать «лице учителя», на самом же деле «показывая из себя более торгашей». Чтобы навербованные ученики не оставили своих самозванных учителей, последние делали ученикам всякого рода поблажки, должны были давать «свободу их пожеланиям, подобно вознице, опустившему бразды и дозволившему коням бежать свободно, нестись по стремнинам и пропастям, и ударяться обо все, что под ногами; потому что некому остановить и удержать беспорядочных стремлений» (4 Твор. преп. Нила Синайского, ч. 2, стр. 46). «Поэтому, – убеждает преп. Нил неопытных учителей, – пока еще зелены и не приобрели мы спелого грозда, не пожелаем давать советы и учить других, чтобы не сделаться нам игрушкой демонов» (5 Твор. преп. Нила Синайского, ч. 3, стр. 52).
Кроме монашества отшельнического и общежительного, сочинения преп. Нила указывают на особый совершенно тип монашества. Именно – на монашество странническое. Под иноками-странниками мы разумеем не тех лиц, кои проводили странническую жизнь, отправляясь «по делам служения в чужую сторону» (6 Твор. преп. Нила Синайского, ч. 1, стр. 251), а – иноков, добровольно посвятивших себя странническому житию. Это были люди, никогда не имевшие определенного местопребывания, то и дело переходившие с места на место. Такое странничество выродилось из отшельничества. Мы видели, каким искушениям подвергались отшельники. В глухой, одинокой пустыне, среди суровых подвигов, в отшельнике нередко поднималась внутренняя брань, выражавшаяся в беспорядочном течении помыслов, в «сердечной скорби», унынии, – им овладевало смущение. Ведь страсти при полном уединении и безмолвии особенно дают себя знать. «Как часто попираемая земля, – говорит преп. Нил, – ежели и есть на ней терния, не производит их вновь; потому что попирание ногами препятствует росту, но эти терния, в недрах ее распростирая глубокие, сильные и весьма сочные корни, как скоро дозволит время взойти, дают ростки: так страсти, которым частые свидания с людьми препятствуют выказываться наружу, воспользовавшись безмолвием, делаются более сильными и нападают с великой лютостью, тяжкой и опасной делая брань для тех, которые вначале не радели о борьбе с ними» (1 Твор. преп. Нила Синайского, ч. 2, стр. 64–65, 201–202). Некоторые из подвижников побеждали подобные искушения, но другие подвергались опасности быть побежденными. Исходом из такой опасности и служило истинное странничество. «Кто вступлением в странническую жизнь, – поучает преп. Нил, – облекается в порфиру скорбей и увенчивается надеждами на труды, тот верой, терпением и благодарением отразит восстающие внутри его бури помыслов» (2 Твор. преп. Нила Синайского, ч. 1, стр. 225). Странничество давало возможность подвижнику рассеяться, переменой места заглушить голос страстей, громко раздававшийся в тихом уединении; в беседе с братией отвести свою уставшую от борьбы душу.