Сокровища Валькирии. Правда и вымысел

Оказавшись в узком и высоком проходе, я в тот час же почувствовал замкнутое пространство и лишь тогда подумал о кавторанге, которого тоже водили по подземельям, но отпустили на волю уже больным человеком. Однако меня вел другой человек, странный, какой-то мутный, неспособный смотреть в глаза, не вызывающий доверия, и не спасал меня, как спасали Бородина. Напротив, я помогал ему, правда, не очень понятным (энергетическим?) способом.

В пещере ему стало худо, возможно, после мороза, от влажного, обволакивающего пара он закашлялся и долго потом стоял, медленно втягивая воздух и успокаивая дыхание. Мне же, напротив, физически полегчало, исчезло голодное, тянущее чувство в солнечном сплетении, но стало тревожнее и кавторанг не выходил из головы. А тут еще вспомнился «снежный человек» с потухшим разумом и золотыми десятками: может, и его водили по тем залам?

Неужели все, кто вошел или кого привели в подземелье, возвращаются психически больными людьми?

Под ногами все еще парила горячая, но уже не такая глубокая вода, и я чувствовал, как согреваются и одновременно мокнут ноги. Ведущий наконец отдышался, включил фонарик и застучал по камню окованным черешком молотка. Метров через тридцать мы вышли из пара и оказались перед шахтой с винтовой лестницей и широкими, на два шага, ступенями, вырубленными в камне, ручей остался где-то позади, и доносился лишь шум воды.

– Если передумал, не поздно вернуться, – предупредил он. – Еще можно открыть вход. Здесь твоя помощь не нужна.

Чекист, крамольник или кто он был на самом деле, сейчас испытывал меня, искушал, однако все равно смотрел мимо.

– Вернусь, только не сейчас. – Я подавлял в себе пока еще легкий, но уже отчетливый страх.

Чекист отдал мне фонарь, попросив светить ему под ноги, и стал спускаться, опираясь на молоток и держась за стенку. Я чувствовал движение воздуха снизу, пахло чем-то горьковатым, и что-то постоянно шелестело в темноте, будто осиновые листья. Потом я случайно увидел в луче света, под выступающими карнизами, сотни летучих мышей, устроившихся на зимовку вниз головой. Примерно через каждый виток лестницы ведущий останавливался и отдыхал, прислонившись лицом к стене, или вовсе садился, откинув голову назад.

– Может, идти след в след? – спросил я, прислушиваясь к гулу своего голоса в невидимом пространстве.

– Здесь бесполезно, – несмотря на свое состояние, спокойно проговорил он.

– Почему?

– Потому что нет солнца.

Чекист во всем искал логику, однако сам иногда говорил и поступал без всякой логики.

– Надеюсь, теперь ты мне доверяешь?

– Пока что ничего особенного не вижу, – признался я. – Пришли в пещеру. Ну и что дальше?

– Добро, идем вперед.

Сначала я считал витки, потом сбился, поскольку одна шахта заканчивалась, лестница вдруг превращалась в короткую галерею, после которой начиналась другая шахта. Всего мы сделали около трех десятков полных оборотов, спустились более чем на полтораста метров и оказались в большом зале, где вдоль стен стояли высокие, многорядные штабеля зеленых, явно армейского происхождения, ящиков, опутанных проводами. Пока чекист делал передышку, я посветил вокруг, и морозец побежал по хребту: сразу столько взрывчатки (не меньше двух вагонов!), да еще «заряженной» электродетонаторами и, по сути, готовой к взрыву в любой момент, я никогда не видел. В зале покоилась гигантская бомба, способная если не поднять на воздух, то разломать и встряхнуть гору, под которую мы спустились.

Из заминированного зала, отворив массивную деревянную дверь, мы попали в галерею с небольшим уклоном, которая вывела в настоящую карстовую пещеру, сухую, гулкую и почти не тронутую человеком – рукотворными были лишь ровная, вымощенная дорожка и ступени, если встречался спуск. Ведущий останавливался еще чаще и отдыхал дольше, но от помощи по-прежнему отказывался.

– Понесешь, когда упаду! – приказал он.

Я старался запомнить маршрут движения, засекал каждый поворот или переход, даже ступени считал на всякий случай, но когда мы прошли по пещерам около двух часов, постоянно спускаясь на нижние горизонты, почувствовал, что теряю ориентацию. И вместе с этим постепенно исчезало любопытство и предвкушение чуда – то детское, новогоднее предвкушение, когда ты уже отлично знаешь, что Деда Мороза нет на свете, однако с трепетом и восторгом получаешь от него подарок.

Пещера часто раздваивалась, расстраивалась, образуя перекресток, или вовсе сужалась настолько, что мы ползли на четвереньках, однако в этих лабиринтах мой проводник ориентировался безошибочно, по крайней мере ни на мгновение не задержался, чтоб выбрать направление. Стало ясно, что он ходил здесь не один десяток раз. Наконец природные подземелья закончились возле устья еще одного шахтного ствола, откуда дул ощутимый ветерок, словно работала принудительная вентиляция. Я заглянул через барьер, посветил фонариком: бездонный круглый колодец, увитый бесконечной спиралью узкой лестницы по выступающему карнизу, ширина ступеней всего полметра. И нет перил!

– Иди вперед, – распорядился спутник. – Подождешь внизу. Береги батареи.