Когда Миронов проезжал из Берхида через Вилониа на Веспрем, он увидел всю картину разгрома 6-й танковой армии СС Дитриха Зеппа. Свернув с дороги в сторону гряды высот перед Балатоном и поднявшись на одну из них, Миронов рассмотрел всю местность вплоть до темного уреза воды самого озера. Везде чернели исковерканные и сожженные танки, бронетранспортеры, машины, орудия, повсюду лежали незахороненные трупы солдат. Зрелище было потрясающим. Такое он встречал только под Сталинградом, когда разбили войска Манштейна, рвущегося на помощь Паулюсу.
Дивизия Ларина вошла в Веспрем 23 марта, а еще через два дня она взяла Меренду и Кишлед, держа направление на Шарвар.
В Кишледе уставшие от боев и напряженного марша солдаты наконец получили небольшую передышку.
Незадолго до обеда дивизионный офицер связи вручил Макарову запечатанный сургучом пакет, на котором значилось: «Довести до сведения всего личного состава полка». В присутствии офицеров штаба он сломал сургучные печати и извлек из пакета вчетверо сложенный лист бумаги. Еще не читая текста, он уже увидел под ним два крупных напечатанных слова: «Верховный Главнокомандующие». Это был его приказ, объявляющий благодарность полкам, дивизиям и корпусам армии Глаголева в связи с одержанной крупной победой над группировкой противника под Балатоном.
Макаров приказал выстроить полк за Кишледом на опушке леса, чтобы там же потом всех до единого угостить доброй порцией палинки и накормить вкусным обедом, состоящим из полного солдатского рациона.
Когда построили полк в колонну и повели за город, он, проезжая вдоль нее на трофейном «бьюике», впервые увидел, как заметно она убавилась.
На опушке холеного, вычищенного леса, который насквозь просекался широким асфальтированным шоссе, было тепло и сухо. Ранняя весна успела сюда спуститься с южных отрогов Баконьских гор. У самой стены огромных сосен вразбежку стояли с крохотными, жатыми пока ярко-зелеными листьями, совсем как русские, березы на провесне, напитанные в это время от корней до макушек уже загустевшим спиртово-сладким соком. Тут же зеленели развалистые кусты сирени и ползучего тальника, покрывающегося шелковистым пухом. Мурава под ногами была пока мелкой, но плотной, и хотелось на нее прилечь.
Батальоны построили полумесяцем. «Бьюик», скользя по мураве лысыми скатами, с какой-то человеческой беспомощностью пытался вползти на холмик перед строем. Шофер давал задний ход, потом, надрывая мотор, пробовал одолеть подъем с ходу, но у самой вершинки колеса черного маленького лимузина опять начинали беспомощно цепляться за зеленый холмик — и все повторялось сначала, пока наконец взвод солдат с разудалым гиканьем не кинулся ему на помощь. Солдаты облепили «бьюик», как муравьи, и в мгновение ока подняли его и внесли на руках вместе с Макаровым, Розановым и шофером на вершину холма. Макаров вышел из машины и уже вслед бойцам, бежавшим к своему строю, сцепил над головой руки и этим жестом признательности поблагодарил их, а затем проворно, по-молодецки вскочил на капот, и все увидели, как еще молод и энергичен командир.
— Дорогие товарищи бойцы, сержанты, старшины и офицеры! — громко и весело сказал он, обращаясь к выстроенному полку, а затем, оглядываясь на вставшего рядом с машиной знаменосца, распускающего по ветру алое под солнцем полотнище. — Разрешите мне по поручению политотдела дивизии зачитать вам приказ Верховного Главнокомандующего…
В это время полотнище знамени развернулось, расправилось, и все увидели на нем знакомые слова: «Смерть немецким захватчикам!» И чуть ниже, ближе к древку, — другую надпись, шитую золотом: «296 гвардейский полк». Над строем грянуло оглушительное «ура!». Макаров достал из планшета лист бумаги и медленно, торжественно стал читать текст приказа: