В прошлом году его только что выпустили из училища. Но он был способным и думающим офицером, знал на зубок баллистику, был хорошим тактиком, умел безошибочно выбирать самые выгодные позиции — и командование это оценило, присвоило ему внеочередное звание, направило его в десантные войска. Так он оказался у Волгина в должности командира батареи 45-мм противотанковых орудий. Очень скромный, спокойный, он всегда удивлял других неумением постоять за себя, искренне был убежден в том, что правоту свою надо доказывать делом, а не словами. Когда его убеждали, что и слова, вовремя и метко сказанные, есть далеко не последняя субстанция действия, он задумчиво усмехался, и узкое, некрасивое, с впалыми щеками лицо его как-то неприятно перекореживалось. И вот первый же бой перепутал все его представления о долге, о поведении, о порядочности человека в критическую для него минуту. Командир его взвода младший лейтенант Губиков, которого он считал напористым и смелым, перед балкой вдруг струсил, замешкался и упустил нужный момент. Это и послужило причиной гибели его самого и ранения двух артиллеристов. Взвод пришлось взять на себя. Пока скатывали на руках пушки вниз, ранило другого командира взвода и еще троих артиллеристов. Потом, эта совершенно открытая местность, как ловушка, из которой уже некуда было деться, и оставалось только одно — не теряя времени, начать неравную дуэль с танками. Удивительно, как он еще успел занять огневую позицию и открыть огонь. Может быть, все кончилось бы не так, как кончилось, если бы не этот упущенный из-за Губикова момент: он потерял из-за него целых двадцать минут, те самые двадцать минут, когда дивизион бригады Богомолова обрушил на ту сторону балки свой массированный налет. Дуэль началась, когда батареи дивизиона уже замолчали и когда пушки других батальонов, спущенные двадцатью минутами раньше в балку, уже отстрелялись и вошли в мертвую зону. Он узнал потом: у них тоже было немало жертв, но жертвы, выпавшие на его долю, поистине оказались непомерны. Но ведь не свалишь же теперь вину на мертвого Губикова. Да и живым бы остался — все равно не свалил бы. Все равно сам виноват, коль Губиков оказался таким. Уж лучше бы убило там вместе со всеми. Не было бы этого позора. Вот так обо всем он и рассказал Макарову и сам же подвел под рассказом черту:
— Опоздал я спустить батарею. Никто тут не виноват. Один я. И в ответе за всех — тоже я. Наказывайте.
Макаров понял, что кроме косвенной вины за Капустой другой нет, и потому ничего не ответил. Капуста же это молчание расценил по-своему…
Полк все круче забирал к северу. И чем ближе продвигались к австрийской границе в полосе своего наступления, тем все медленней и застопористей отходили немецкие части, огрызаясь перед каждым населенным пунктом. Танки по-прежнему шли впереди, на каждом из них сидело по нескольку солдат — этого пока вполне было достаточно, чтобы сбивать заслоны противника и заставлять его отступать дальше.
Батальоны Макарова за счет подручных средств передвижения теперь почти не отставали от танков и, хотя до самого Веспрема еще ни разу не вступали в бой, видели в селах и деревнях следы недавних боев: горели отдельные дома, дымились свежие развалины, остро и кисло пахли тротилом воронки на улицах.
9-я армия широкой рекой катилась к австрийской границе, и некоторые ее передовые части настолько вырывались вперед, что авиаразведка иной раз принимала их за отступающие немецкие войска.
За Киш-Пертом звено стремительных ИЛов, которых немцы боялись пуще всего на свете, называя их «воздушными танками», по ошибке накинулись на роту Фаронова.
Солдаты бросились от них врассыпную. Благо, лес был неподалеку, и никто не пострадал. ИЛы зашли бы и во второй раз, да Фаронов успел выхватить ракетницу и три раза подряд выстрелил красными ракетами. ИЛы, прося извинения, покачали крыльями и улетели вперед. На дороге остались убитые битюги Якименко, вдребезги расщепленная фура, клепки бочонка и лужа красного вина.
— У-у, туды вашу налево! — погрозил кулаком старшина вслед уходящим штурмовикам. — Чтоб глаза повысадило!..
Осталось на дороге и несколько покалеченных велосипедов. Спешенным «кавалеристам» волей-неволей пришлось топать пешком.
При таком передвижении можно было легко или попасть под огонь немецких заслонов, или смешаться с подразделениями другой части, и поэтому Макаров все время поддерживал с командирами батальонов связь по рации, заставляя их ставить указатели, но сами-то батальоны шли далеко не компактно, членясь на роты и даже на взводы, а то и на отделения.