Читаем Сокрушение тьмы полностью

Пригибаясь низко к земле, прячась за кусты, к ним подобрался командир 7-й роты старший лейтенант Харламов.

— Ну, что решили?

— Подождем, — ответил Фаронов. — Как там в ротах дела? Успел посмотреть?

— Раненые у тебя и у меня есть. А убитых вроде нету. Дешево отделались. Могло быть и хуже, — ответил Харламов, потирая ладонью массивный, четко раскроенный пополам подбородок. — Это спасибо лесу! Так бы нас чесанули. Ну, а теперь ничего. Пехота зарылась крепко. Теперь ее не возьмешь…

— Ладно, — сказал Фаронов. — Если пойдут, примем бой. Ружья ПТР нужно будет, по-моему, перебросить на ту сторону полотна. Минометные взводы тоже. Станковые пулеметы вперед!

Харламов не стал возражать против такой диспозиции: все было правильно на тот случай, если самоходки вздумают пойти через дамбу, с подкреплением пехоты. Он ушел отдавать приказания, а Фаронов остался, все еще наблюдая. Внимательно разглядывая в бинокль строения станции, он время от времени бросал взгляд на карту.

— Станция Бобо. Ну и названьице! — Фаронов опустил бинокль, не глядя на Капусту, спросил: — Да, Николай Филиппович, откуда у тебя этот командир расчета?

Он хорошо знал Капусту, как знали в батальоне друг друга все командиры, их было не так уж много. Капуста вздохнул:

— Да из минометной роты.

— Да он что, с вывихом, что ли, этот старший сержант? — сказал Фаронов и покрутил у виска пальцем.

— О-ох! — еще раз вздохнул Капуста. — Веришь, Яков Петрович, под самое сердце кольнул. Тут и без того меня груз давит: таких ребят положил! А мне еще этот… старший сержант… шилом в глаза колет. Хочу, мол, чужой кровью вину загладить.

— Да, я это понял. Потому и не стерпел. А ведь сроду никогда даже в детстве не дрался. А тут чуть было не влепил…

— Не надо бы, — откликнулся Капуста. — Бог с ним. Это мне Сушков, командир минроты, девять человек дал. У него там два самовара вышли из строя, а люди остались. Вот он и дал. А сноровки к пушкам у ребят никакой… Худо мне, Яков Петрович, жить не хочется, — тихо пожаловался Капуста. — Вроде и командир, а уверенности в этом нет. Разве так воевать можно?

Фаронов, как умел, успокоил его и ушел в роту.

22

Предчувствия Капусту не обманули. Более того, все оказалось гораздо сложнее, чем ожидали командиры рот и командир батареи. Ниже по каналу, в четырех километрах от железнодорожной дамбы, на этой же стороне находились два небольших населенных пункта, имевших общее название Киш-Камонд-Надь. Вот в них-то и перебрался с той стороны батальон немцев, чтобы ударить во фланг окопавшимся ротам. Очевидно, они знали, какие перед ними силы, и, использовав отвлекающий огонь самоходок, форсировали узкий в этом месте разлив канала, развернулись в широкую цепь и без выстрела пошли в атаку. Одновременно зашевелились и самоходки. Из-за домов станции Бобо стали появляться солдаты, короткими перебежками начали продвигаться к дамбе. Положение, в котором могли оказаться роты, застигнутые врасплох с фланга, было бы отчаянным, если бы не Костя Иванников. Он догонял свою роту, сбежав из медсанбата, далеко отставшего от передовых частей дивизии. Он почти догнал свой полк в Кишледе, где тот останавливался на кратковременный отдых, но потом снова потерял из виду: после митинга и вручения наград полк как-то растворился в общей массе наступающей дивизии, и только по отдельным указателям Костя Иванников нашел его, но уже за Девечером. Кто-то из минометчиков 2-го батальона сказал ему, что 7-я и 8-я роты пошли по железнодорожной ветке в обход Яношхазы.

Заслышав впереди разрывы снарядов, а потом увидев в лесу шапки дыма, он не остановился, а напротив, прибавил шагу: понял, что там в лесу с кем-то завязали бой. Выйдя к опушке, увидел вдруг в километре от леса на чистом лугу широкую цепь автоматчиков. «Немцы!» — мгновенно прожгла его мозг холодная и ослепляющая, как молния, мысль. Но как, откуда? Неужели перебрались через канал, разлив которого он видел сейчас перед собой как на ладони? Иванников снова нырнул в лес, опрометью кинулся в сторону насыпи. Было не до догадок. Но он сразу оценил: нельзя кричать, нельзя поднимать тревогу, иначе произойдет паника, и тогда уже трудно будет занять оборону, внести новый порядок в расстроенные ряды. Как-никак он был опытным солдатом — в Карелии случались ситуации и посложнее. В лесу, у насыпи, ему сразу же посчастливилось увидеть Залывина. Тот, поглядев на него, на его забинтованную голову под смятой старенькой шапкой, не поверил глазам.

— Ты откуда свалился? Сбежал?

— Сбежал, товарищ гвардии лейтенант…

— И сразу, дурень, в бой лезешь?

— Товарищ гвардии… Погодите… На минуточку… — Он мгновенно припал к его уху, торопливо зашептал: — Немцы вам в обход идут… Много… Там, за лесом… Я торопился… Скорее принимайте решение…

Залывин не растерялся, побежал на НП Фаронова, негромко доложил ему обо всем.

Фаронов побелел от неожиданности, но сразу подал команду:

Перейти на страницу:

Все книги серии Новинки «Современника»

Похожие книги

1. Щит и меч. Книга первая
1. Щит и меч. Книга первая

В канун Отечественной войны советский разведчик Александр Белов пересекает не только географическую границу между двумя странами, но и тот незримый рубеж, который отделял мир социализма от фашистской Третьей империи. Советский человек должен был стать немцем Иоганном Вайсом. И не простым немцем. По долгу службы Белову пришлось принять облик врага своей родины, и образ жизни его и образ его мыслей внешне ничем уже не должны были отличаться от образа жизни и от морали мелких и крупных хищников гитлеровского рейха. Это было тяжким испытанием для Александра Белова, но с испытанием этим он сумел справиться, и в своем продвижении к источникам информации, имеющим важное значение для его родины, Вайс-Белов сумел пройти через все слои нацистского общества.«Щит и меч» — своеобразное произведение. Это и социальный роман и роман психологический, построенный на остром сюжете, на глубоко драматичных коллизиях, которые определяются острейшими противоречиями двух антагонистических миров.

Вадим Кожевников , Вадим Михайлович Кожевников

Детективы / Исторический детектив / Шпионский детектив / Проза / Проза о войне
Некоторые не попадут в ад
Некоторые не попадут в ад

Захар Прилепин — прозаик, публицист, музыкант, обладатель премий «Большая книга», «Национальный бестселлер» и «Ясная Поляна». Автор романов «Обитель», «Санькя», «Патологии», «Чёрная обезьяна», сборников рассказов «Восьмёрка», «Грех», «Ботинки, полные горячей водкой» и «Семь жизней», сборников публицистики «К нам едет Пересвет», «Летучие бурлаки», «Не чужая смута», «Всё, что должно разрешиться. Письма с Донбасса», «Взвод».«И мысли не было сочинять эту книжку.Сорок раз себе пообещал: пусть всё отстоится, отлежится — что запомнится и не потеряется, то и будет самым главным.Сам себя обманул.Книжка сама рассказалась, едва перо обмакнул в чернильницу.Известны случаи, когда врачи, не теряя сознания, руководили сложными операциями, которые им делали. Или записывали свои ощущения в момент укуса ядовитого гада, получения травмы.Здесь, прости господи, жанр в чём-то схожий.…Куда делась из меня моя жизнь, моя вера, моя радость?У поэта ещё точнее: "Как страшно, ведь душа проходит, как молодость и как любовь"».Захар Прилепин

Захар Прилепин

Проза о войне
Татуировщик из Освенцима
Татуировщик из Освенцима

Основанный на реальных событиях жизни Людвига (Лале) Соколова, роман Хезер Моррис является свидетельством человеческого духа и силы любви, способной расцветать даже в самых темных местах. И трудно представить более темное место, чем концентрационный лагерь Освенцим/Биркенау.В 1942 году Лале, как и других словацких евреев, отправляют в Освенцим. Оказавшись там, он, благодаря тому, что говорит на нескольких языках, получает работу татуировщика и с ужасающей скоростью набивает номера новым заключенным, а за это получает некоторые привилегии: отдельную каморку, чуть получше питание и относительную свободу перемещения по лагерю. Однажды в июле 1942 года Лале, заключенный 32407, наносит на руку дрожащей молодой женщине номер 34902. Ее зовут Гита. Несмотря на их тяжелое положение, несмотря на то, что каждый день может стать последним, они влюбляются и вопреки всему верят, что сумеют выжить в этих нечеловеческих условиях. И хотя положение Лале как татуировщика относительно лучше, чем остальных заключенных, но не защищает от жестокости эсэсовцев. Снова и снова рискует он жизнью, чтобы помочь своим товарищам по несчастью и в особенности Гите и ее подругам. Несмотря на постоянную угрозу смерти, Лале и Гита никогда не перестают верить в будущее. И в этом будущем они обязательно будут жить вместе долго и счастливо…

Хезер Моррис

Проза о войне